— Жду.
Он кивнул, и девушка вдруг услышала какой-то быстрый ритм. Словно кто-то ногой стучал по полу в попытке скрыть напряжение. Анна обрадовалась было почти, что Бек сам переживает, но быстро поняла, что это — не страх.
Это жест хаотичный, какой не контролировали при активном размышлении.
«Ещё бы, чего ему-то бояться с такой охраной? Да и от девушки вряд ли ждут проблем…»
— Ты, вроде как, Анька, девка умная, — выдал вдруг Жук. Князева едва сдержалась, чтобы на бандита не обернуться в нервах, но в последний момент себе приказала не шевелиться, обещая волосы с корнем вырвать в случае, если дёрнется, взгляд от Бека отведёт.
— По крайней мере, производишь такое впечатление. Так что, надеемся, ты нас не подведешь.
— Сделаю, что в моих силах, — сказала девушка, думая лестью расслабить бандюганов.
Но сама, того не догадываясь, ступила в капкан.
Жук за мгновения какие-то, что Князева даже сосчитать бы не успела, наклонился к ней и с силой схватил за запястья, разрывая хват пальцев. Анна ахнула от удивления, боли и пульса, подскочившего по частоте в два, а то и три раза, по вискам давшего грохотом военной канонады.
— Нет, красотка, — чуть ли не прорычал Жук, колючей бородой утыкаясь ей в голую шею. Анна мыслями запястья на себя рвала, рыча и ругаясь крепкой бранью, но руки бандита, что держали крепкими оковами, не давали даже думать о том, чтобы попытки освобождения воплотить в реальность.
— Ты не сделаешь того, что в твоих силах. Ты сделаешь больше.
— Белому скажи, чтобы он дружка своего черножопого не слушал, — громче сказал Бек, возвращая на себя внимание Князевой, какое сосредоточиться не могло на словах чужих. Она взглянула на главаря, стараясь не утонуть в страхе домогательства, но сердце качало кровь десятками литров за удар, отчего картина перед глазами плыла, алея.
— Таджикской наркоты в Москве нам не надо. Здесь мы дурью крутим, а Фара, если хочет кокаин толкать, пусть прорабам на стройках его продаёт. В столице ему нехер делать!
— Я передам, — прохрипела Анна, не узнав своего голоса. Если бы она не видела пальцы Жука на своих запястьях, то подумала бы обязательно, что это он душил её, отчего горло сдавило в тяготе кандалов.
Но виной подкосившемуся голосу — нервы, натянутые в страхе чуть ли не лучной тетивой, и подкатившие к горлу слёзы.
Сука… Сука-сука-сука!!!
— Конечно, передашь, — кивнул Бек почти с благосклонностью. Девушка на миг подумала чуть ли не в истеричном облегчении, что сейчас он скажет Жуку отпустить, что поднимется и уйдёт, более чем довольным итогом их «переговоров», но главарь только сам к столу наклонился.
— Потому, что если Белый по-нашему не сделает, то я в первую очередь на тебя думать буду, что по твоей вине, по твоим словам он неправильно наши условия понял. И тогда уже тебе не поздоровится, фрау ты наша драгоценная. Знаешь, что сделаем с тобой?
Князева, разумеется, не знала. И не хотела того, потому что подозревала, что даже самые страшные её мысли, «фантазии» для бандитов были вершиной айсберга. Она посмотрела на Бека, а он, заметив в глазах напротив что-то, что на него действовало круче кокаина, каким торговал и сам баловался, проговорил.
Медленно. Тягуче. Почти нараспев.
— Мы встретим тебя после работы. Увезём в овраг, где ни одна поисковая собака не найдёт, и затолкаем в тебя грамма… два кокса. Это ахереть какая большая доза, чтоб ты поняла. И по кругу тебя, нихрена не соображающую, пустим. Прямо на глазах у твоего хахаля, во все щели трахнем. Все — сначала по очереди, а потом разом.
Он приподнялся с места, рукой опёрся о стол, ладонь кладя плашмя на сценарий «Возмездия». Анна чуть не задохнулась в всхлипе, когда Бек обернулся к самому молчаливому бандиту и чуть ли рявкнул, спрашивая:
— Крон, сколько у тебя тёлки не было? Год?
— Полтора, — поправил его со спокойным лицом бандит.
Князева сглотнула слюну, что на вкус стала отдавать сильно железным привкусом. Сердце превратилось в кусок льда, какой кровь вынуждал густеть, застревать в венах и артериях, когда Бек чуть ли не с восторженной улыбкой обернулся опять к Анне.
— Полтора года — это срок серьёзный. Представляешь, как он оторвётся на тебе, если Белый всё-таки за Джураева вступится?
Она ничего не ответила. Язык будто стал бесполезной плотью в её рту, лишенной связок и только и делающей, что перекрывающей дыхание. Анне смертельно захотелось сжать крепко-крепко веки, чтобы не видеть этих взоров — довольных, глумящихся, будто голодных до проявления любой её эмоции.
Князева из последних сил сдержалась, поняв в жаре собственных больных дум, что она, если закроет глаза, то увидит только картину, какую Бек описывал с таким восторгом.
А этого она хотела меньше всего.
— Я… всё перед-дам.
Голос в предательстве дрогнул, и Анне неимоверно стало стыдно за проявление слабости. Она себе приказала из последних сил сдержаться, чтобы не разрыдаться в страхе перед ними, не дать очередного рычага давления, но картина перед глазами стала размываться, словно Князева смотрела через очки с изляпанными стёклами.
Ресницы стали тяжелыми, когда Бек кивнул.
— Я надеюсь, — а потом потянулся в карман утепленной кожаной куртки. Достал оттуда небольшой прямоугольник фотографии и бросил в небрежности на стол.
— Это ещё отдай Белому. Скажи, что сам в похожей позе лечь может, если на попятную не пойдет.
И раньше, чем Князева с духом собралась взглянуть на перевёрнутое фото, он махнул Жуку. Тот не медлил ни секунды, отпустил Анины запястья, чуть даже от себя отбросив. Борода напоследок оцарапала кожу возле самого изгиба плеча, пуская по спине отвратительнейшие мурашки, и потом… Всё кончилось.
Дверь закрылась за спиной молчаливого Кроны.
Девушке почудилось, что ком, стоящий в неё в горле, стал рассасываться чуть ли не болотной тиной, от одного запаха которой желудок выворачивался на изнанку. Только вот вздох спокойный был слишком желанен.
Анна едва удержалась, чтобы не уронить головы на стол и не разрыдаться в немом спазме.
Всё перед глазами бегало, плясало, троилось, искря, будто на кончик языка Князевой попали-таки щепотки наркотического порошка, мир искажающие, как через кривое зеркало. Она растёрла запястья, дыша исключительно через рот, и посмотрела на руки.
Следы от пальцев Жука остались на запястьях браслетами из красных вмятин.
В коридоре было тихо, но Князевой отчего-то казалось, что бандиты просто выжидали момента, в который услышать бы могли слёзный вскрик Анны. И от мысли этой она чуть ли не силой себе же рот заткнула.
«По кругу пустим… На глазах у хахаля твоего… По очереди, а потом разом…»
Девушка в паническом тумане взялась за фото. Развернула его картинкой к себе. Вздох застрял в горле острозаточенным кунаем, способным глотку распороть и весь кабинет кровью залить.
Примерно такой же тёмной, какая текла по подбородку смутно знакомого Князевой человека.
Анна отбросила фотоснимок убитого Фархада Джураева в сторону. Пустой взгляд, к тому моменту уже окончательно остекленевший, пронзил девушку насквозь и напугал куда сильнее взора покойной Сухоруковой.
Стрелки часов показали ровно половину одиннадцатого. Репетиция началась. Князева спрятала лицо в ладонях и задохнулась в слезах.
Анна помнила репетицию поверхностно. В памяти чётко отпечаталось, что она, ударив себя с силой по щекам, собралась, вернулась в зал, в котором уже собралась труппа. Всё время, что Князева спускалась по ступеням к залу, к излюбленному десятому ряду, мысли в голове шумели, жужжа, и затихли только на секунду, какую новый режиссёр потратила на односложное:
— Начинаем.
А потом думы снова утянули Анну в кабинет, какой мог при одном её неосторожном слове кровь в стены вобрать.
Мысли крутились, как в центрифуге, отчего Князева на репетиции не сосредотачивалась, хотя и пыталась. Она помнила, что пару раз хвалила Ларину, которая в ответ только поджимала губы и кивала, что второе действие три раза подряд прогнала, пока Аля не выдала свой текст на одном дыхании.