Но Холмогорова поддержали.
— Олька, мальчика ему давай, мальчика!
— Слушай, может, тебе помочь, а?
Валера так громко захохотал на «предложение» Пчёлкина, что Князеву передёрнуло. Фу, что за пошлость!.. Она обернулась на бригадиров, что не заметили недовольства на лице Анны. Пообещала себе, что дождется, как Беловы с окошка им помашут, и поспешит на метро.
Поставила на выступ каменных ступеней свой бокал и спустилась к автомобилю.
Тамара отошла к лимузину, стоящему почти у самого подъезда. На плечах у Филатовой висел тренч бежевый — очень красивый, у Анны похожий, только тёмно-изумрудный, в Риге остался — и контрастировал с синим платьем и декольте глубоким. Девушка курила тонкие сигареты, вероятно, ментоловые; выглядела уставшей тоже, но не была от этого недовольной.
— Тома, — позвала тихонько девушка. Филатова вскинула глаза выразительные на Князеву и сразу посмотрела внимательно, словно даже чуть напугалась, что Анна её окликнула. — До скольки метро работает?
— Не успеешь, — покачала головой Тамара раньше, чем Князева про ближайшую станцию спросила. — В час закрывается, а сейчас без пяти. Ближайшая — Таганская, но до неё семнадцать минут минимум.
— Как же быть?..
— Уж у двери Сашки не останешься, — усмехнулась по-доброму, стряхнула на асфальт пепел, едва на носик лакированных туфлей не попав. — Довезут тебя, не переживай. Как мужчины успокоятся, так сразу по домам.
Она посмотрела на друзей Белова, за спину Анны. Князева обернулась; в тот момент Пчёлкин, Филатов и Холмогоров казались детьми, которых впервые ночью отпустили погулять. Они перешучивались, курили, пуская огонёк сигареты по кругу, к бокалам прикладывались, словно надеялись каплями, оставшимися на стенках фужеров, напиться.
Девушка едва сдержалась, чтобы не цокнуть в раздражении языком, не показаться Тамаре хамкой. Вместо того она обогнула автомобиль, села назад, по другую сторону от Филатовой, и подумала уснуть, чтобы проснуться уже только от тычка в локоть, от голоса кого-нибудь из бригадиров, и увидеть за окном квартиру, для неё снятую.
Но стоило вспомнить об однушке возле Белорусского, так желание спать пропало.
Вот свадьба Белова и осталась позади. Срок, данный Сашей на рассуждение, подошёл к концу. Если не сегодня, так завтра, он попросит ответа и, вероятно, обозлиться, узнав, что сестра двоюродная всё-таки в Ригу вернуться хочет.
Здесь, конечно, дом её был, но… к Латвии уже прикипела. Уже комнатка в квартире пана и пани Берзиньш, как они просили себя называть, стала родной, и встречаться со старичками за завтраком и ужином на небольшой кухне вошло в привычку. Как и Рига вся! Улицы её, на которых прошло всё студенчество Аньки, и музыканты, играющие летом на Бривибасе, небольшие книжные магазины, где бо́льшую часть стипендий оставляла, здания университета, напоминающего своей массивностью крепость старую, его библиотеки, столовые, парки…
Аня в Латвии вещи важнее шмоток и книг оставила. У неё там часть души жила. Как её можно было в Риге бросить?..
Слезинка едва ли не сорвалась с ресниц, но Князева вовремя голову назад запрокинула. Не плакать, ни при бригадирах, которые, будучи пьяными, будут из неё все мысли вытягивать до последнего!..
Вдруг водитель — юный мальчик, который, наверно, месяц назад права получил — посмотрел на играющую магнитолу. Песня Булановой сменилась на голос ведущего ночные новости.
— Срочные новости из Риги. Правительство Латвийской Советской Социалистической Республики официально заявило о своём желании выйти из состава СССР и стать независимой страной. Подобное заявление две недели назад сделала Эстония. Так же растут возмущения на территории Литвы…
— Переключи, — кинула Тамара, чуть постучав по плечу рыжеватого шофера. — Надоели уже, честное слово, со своей независимостью…
— Нет! — перехватила Анна руку юноши, едва не переползая на переднее сидение. Показалось, что, если она не услышит новости со второй родины, то прямо в лимузине откинется. Князева дышать даже перестала, вслушиваясь только в чуть трескучий голос и дыша, дыша глубоко, мысли пытаясь воедино собрать, понять, что это всё значит. Какая независимость, какой бунт?..
Что, взаправду всё?..
— …на подавление массовых беспорядков на улицы Риги и других крупных городов, таких, как Даугавпилс, Елгава и Огре, направлены силы местных министерств внутренних дел. В протесте под Айзкраукле милиционеры поддержали оппозицию и разгромили орган местного самоуправления, свергнув городскую власть. Кабинет министров СССР приказал направить в Латвийскую ССР военную технику из Москвы для прекращения мародёрств и боевых действий на территории Прибалтийских республик. Будьте осторожны, берегите себя. В Москве — час ночи. Дальше в программе…
Большего Анна не слышала. Откинулась на спинку лимузина так, словно безликий диктор словами своими под дых ей дал, выбивая из лёгких воздух, и почти не осознала, что всё действительно произошло. Произошло, действительно, прямо как Белый говорил; по рижским улицам кровь потекла, смывая с поребриков пыль городскую…
Накаркал, ирод! Или знал, что, всё-таки, выйдет из беспокойств прибалтов?..
Тамара докурила и смотрела на Князеву так, словно Аню только что с того света вытянули. Словно боялась тронуть, позвать, чтобы не нарушить её относительное спокойствие. Поняла, вспомнила, что сестра Белого в Латвии жила последние пять лет, и даже дышать побоялась.
Прошли какие-то секунды, какие обоим дамам и шофёру, не понимающему появившейся тишины, показались длинными декадами минут.
— Ты как? Анечка, а? — позвала всё-таки неуверенно Филатова, чуть за плечо тронула. Рукав послушно смялся под рукой Тамары, но касания Анна почти не почувствовала. Ощутила себя вдруг призраком, через которого вещи и люди могли проходить, не задерживаясь.
Каспер хренов.
Всё, что Князева вспоминала минуты назад с такой любовью, нежностью и трепетом самым искренним, душевным, перед глазами её стояло и запиралось на замок тяжеленный, огромный, который не снять никак, не сбить. Не вернуться, действительно, что ли теперь в Ригу? А если и получится, то оборачиваться придётся на каждый шорох, на каждый шаг за спиной, придётся дёру давать, когда танки из Москвы увидишь?..
Кошмар какой…
— Тамара, — позвала девушка, горло слюной смочила, не понимая, что действительно делала. — Есть позвонить?
— Конечно, — Филатова встряхнулась, зашарила по карманам своего тренча и достала огромную трубку, какая, наверно, была только у проводных телефонов в будках или на коммутаторах. — Держи.
— В другую республику могу набрать?
— Да хоть в Америку, — махнула рукой Тома. Сама потом оплатит звонок, даже если дорогим выйдет. Сейчас кощунством было бы Князеву останавливать из-за трафика недешевого.
— Спасибо, — сухо поблагодарила Анна, снова назад откинулась. Заколка, держащая волосы, впилась зубчиками крабика в кожу головы чуть ли не до боли; Князева шикнула, распустила локоны свои, что завились к концам, и набрала знакомый номер.
Сердце сокращалось в такт гудкам. Ане казалось, что она дышать разучилась в миг, который вслушивалась в потрескивания. А дурно стало, дурно!.. Она глаза прикрывала, а под веками ходили круги красные, как кровь невинных людей, и не знала, куда деть себя от мыслей этих.
«Дьявол»
— Алло? — отозвалась наконец трубка мужским голосом с сильным акцентом. Анна вздрогнула, словно до последнего не верила, что ей ответят — ведь поздно было, в Риге полночь наступила. А он взял, взял трубку!..
— Андри́с! Андри́с, это Аня, Аня Князева!
Не знала, зачем кричала прямо в трубку Филатовой — ведь та явно новой была, помехи по таким телефонам не наступили никогда. Но не могла тихо говорить — будто переживала, что Андрис не услышит, не поймёт, чего она хочет, если шептать будет.
На её колено легла мягко рука Тамары, успокаивающая одним присутствием.