И всё. Большего не запомнила. Ни стараний остальных актёров, ни их знания текста.
Плохо. Режиссёр, ни временный, ни основной не мог себе такого позволить!..
Но Анна дала себе карт-бланш до конца третьего октября на слабость, страх и плохую концентрацию, за что чуть ли не к середине репетиции возненавидела себя за откровенно хреновые попытки собраться.
А когда отвратительные по жалости своей старания кончались полным крахом, злоба на саму себя становилась такой, что хотелось в угол забиться.
Минутная стрелка совершила девяносто оборотов, когда Диана и Миша, Вася и Даша, чуть подгладывая в сценарий, доиграли третье действие. Вася достал из-за пазухи воображаемый пистолет, которым выстрелил в Мишу.
Призовин упал очень реалистично, отчего Анна против воли представила сразу падение тела Фархада Джураева, который обратился к тому часу в окоченевший труп.
Князева дёрнула головой в наивнейшей попытке выкинуть из головы дурные мысли, а потом поднялась на точно ватные ноги и сказала громко, ударив в ладоши:
— Репетиция закончена. Все свободны. Учите тексты! Завтра всё с начала прогоним.
Анна ушла из зала, сразу же подхватив с соседнего стула чёрное пальто и сумку, взятые из кабинета заранее. Она запахнула одежду, накрутила в небрежности, которую не терпела никогда, шарф возле шеи, и не обернулась на актёров.
Диана, так и не успевшая переодеться из платья в удобную для репетиций одежду, стояла на каблуках, упираясь ладонями в колени и дыша тяжело. Привыкла выкладываться на максимум даже на коротких «прогонах», отчего и плакалась в ногах у Васи Сеченникова, играющего роль излишне принципиального убийцы, почти искренне, едва ли не захлебываясь в искуссно имитируемых слезах.
Актриса чуть ли не плюнула в злобе на сцену и под нос себе кинула:
— Мне, что, сдохнуть в этом театре?
— Пошли уже, — чуть ли не рявкнул Призовин, который, нового режиссёра взглядом внимательным и уж больно понимающим проводив, схватил девушку под локоть.
Диана возмущалась громко, но ни Анна Игоревна, уже ушедшая далеко к дверям, ни Призовин, ни труппа, привыкшая к склокам Миши и Лариной, на её восклицания внимания должного не обратили.
Анна не помнила, как добиралась до дома. Вроде, она спустилась в неуверенности со ступенек «Софитов», но, только очутившись ступнями на асфальте, побоялась сделать шагу. Признание собственной слабости было в разы отвратительнее самого страха, и переступить через себя тоже не выходило.
Между Сциллой и Харибдой. Молотом и наковальней. Адом и Преисподней.
Идти пешком до ближайшей станции метро около пятисот метров по дворам, какие раньше Анну не пугали так сильно, Князева была не в состоянии. Вызывать к «Софитам» Макса или любого другого человека Белова было ещё более рискованно — ведь сразу бы пошли вопросы, что случилось, чего дёрганная такая…
Вопросы, от которых ей не убежать, но к каким пока не готова. Никак не готова.
Тогда она стала ловить такси, тратя чуть ли не все наличные, какие были у неё в карманах пальто.
Квартира на Остоженке встретила её пустотой и тишиной. Пчёлкин, вероятно, ещё на «работе» был, но Анна тому вдруг обрадовалась. Чуть ли не впервые за все сутки искренне улыбнулась осознанию, что была одна.
Сердце билось ощутимо, но будто находилось в чёрной дыре, какая разверзлась в грудине у Князевой. Она чувствовала отдачу крови в мышцы, вены, но сама будто в вакууме была, какой всё, что за пределами его было, делал нереальным. И оттого Аня, очутившись в двушке, в какую в девяносто первом году переехала, подумала даже на миг, что в кабинете у неё действительно не было никого.
Что произошедшее — издёвка собственной нервной системы, что в напряжении глупости творила. Что Бек не приходил, угрожая по кругу пустить, предварительно накачав наркотиками, что Фархада не убили, что… ложь всё.
Князева почти поверила в собственные мысли, заглушив боль, страх за уборкой и готовкой, какие всегда отвлекали. Но в тот раз извечный способ перекинуть мысли на что-то другое себя не оправдал; макароны, варясь, слиплись, а сливочный соус, под которым девушка на ужин думала подать фрикадельки, подгорел.
Аня глаза на то закрыть не смогла, равно как и не смогла поверить в свои липовые утешения.
Хреново приготовленный гарнир отправился в мусорку понапрасну переведёнными продуктами.
Мысли продолжали в лихорадке носиться в голове, отчего плохо выстроенное самообладание трещало по швам. Вакуум разрывался, стоило Князевой посмотреть на руки свои, на которых от крепких касаний Жука уже не осталось ничего, кроме воспоминаний, и воспроизвести в памяти мерзким кошмаром, как острая борода колола ей шею, пока Бек словами не менее ощутимо колол нутро.
Пустят. По кругу. На глаза у Пчёлы.. Вероятно, правда. Они Фархада убили за то, что он им дорогу перешёл, и, видно, не особо руки замарали. И проучить девчонку, что для них стала звеном, связующим с Беловым, групповым изнасилованием не станет проблематичным.
Анна вздрогнула, представив только на миг, как голова от дури потяжелела, как руки не смогли сопротивляться чужим лапающим «ласкам», рвущим одежду и нижнее белье.
Сердце разом кольнуло сильно-сильно, до боли в лёгких и во всем теле сразу, будто перед Князевой стоял опытный фехтовальщик, за секунду ранивший её смертельно.
Нет, нельзя того допустить. Костями лечь, но не допустить!..
Князева сидела с ногами в стуле с мягкой спинкой, стоящем в коридоре. Справа от неё — столик, на котором мигала зелёным огоньком телефонная база. Трубка пиликанием звала где-то в гостиной, но Анна так и не шла. Ждала, пока высохнет вымытый пол.
А, может, боялась, что это Бек, о ней узнавший, наверно, всё, решил звонками на мозги капать.
Возле зарядки для беспроводного телефона лежало фото мёртвого Фархада, какой, ставши трупом, девушку взглядом пронзал даже со снимка. Даже в моменты, когда Князева настойчиво смотрела в сторону от прямоугольника последней фотографии Джураева.
Анна с Фархадом говорила от силы два раза. В родильном доме, когда он с бригадой приехал Ольгу с рождением сына поздравлять, и на выписке Беловой. Но двух встреч хватило, чтобы сложить об армейском друге Саши хорошее впечатление.
Джураев смотрел на неё вежливо, говорил так же почтительно, как, заметила, со всеми девушками разговаривал. Пару раз, подмигивая дружелюбно, шептал Ане, как великую тайну, что Пчёлкин, когда бригада в Бутырке сидела, про Княжну говорил с горящими глазами и улыбкой во все тридцать два.
Анна верила, смеялась и откидывала голову на плечо подходящего к ней Пчёлы, который вместо какого-то либо приветствия в губы целовал.
Джураев сказал как-то, собирая руки Виктора и Анны в единый замок своими ладонями большими, что они — пара красивая. Счастья им желал.
А теперь Фархад вообще ничего сказать не мог.
Его гибель разрывала Князевой душу сильнее, чем смерть Сухоруковой, с которой Анна работала вместе. Девушка сидела в коридоре у самого порога Витиного кабинета, в который не заходила никогда, и прокручивала короткие минуты их разговоров в голове снова и снова.
Будто больно себе хотела сделать. Воспоминаниями пустить слёзы по щекам, чтобы хоть как-то тоску, стирающую кости в порошок, ослабить.
Но не выходило. Ни-хре-на.
Люди Бека убили Фархада. Убили, вероятно, не его одного, но и подельников Джураева — потому, что бессмысленно было убивать только главаря, Анна за годы жизни с Пчёлой что-то, да уяснила в тонкостях бандитских разборок.
За убитого лидера группировка всегда мстит серьёзно. Бек, конечно, знал это прекрасно. Потому, видимо, не только друга Сашиного застрелили, но и всех остальных его людей, какие трупами лежали за границами «подаренного» Князевой фотоснимка.
Бек сам ей угрожал вещами, какие напугать могли любого человека, женщину — в особенности. И всё ради того, чтобы не пустить на «арену» других наркоторговцев.
Он уже сильно испачкался в крови. Беку, видимо, отступать некуда, раз он Князеву решил пешкой своей сделать, через неё принялся решать вопросы, какие должны были касаться лишь его с Беловым.