За дверью из хорошего металла с последовательно расположенными на ней семёркой и двойкой осталась девушка, за которую Витя шел на убийство.
Он поднялся на два этажа. Странная уверенность теснила лёгкие ни то в мандраже, ни то в злобе, какую получилось хоть немного, но взять под контроль. Пчёлкин дверь чердака толкнул, проверяя, чтоб никакие школьники не курили на верхнем этаже, не стали свидетелями далеко не самого радостного разговора с Беловым.
Минута, какую Пчёла провёл в тишине, прерываемой лишь свистом ветра в худых оконным рамах, не показалась ему нескончаемо долгой. Обычная минута — как и миллионы минут до того момента.
Только когда чуть ниже по лестнице послышался звук открытия дверей лифта, у Вити дрогнули пальцы.
Саша закурил, поднимаясь к Вите по ступенькам. Он не дёрнулся, заметив бригадира у самого чердака. Спокойно протянул ему твердую ладонь. Пчёла пожал руку, вторую пряча в карман пиджака, к фотографии Джураева, какой было место в полицейском участке, в папке дела с четырёхзначным номером.
— Привет, — кинул Белов и уселся чуть ли не самым мальчишеским жестом, какой Витя только мог наблюдать, на ступеньки. Саня к себе притянул колени, ставя пятки на следующую ступень, затянулся. Струя дыма, к которому Пчёле было не привыкать, устремилась к потолку, вдруг с силой защипала глаза.
Бригадир не знал, с чего начать. Оттого и покалывало что-то чуть выше лёгких, будто в левое предсердие воткнули иголку, — тонкую и острую — но выдёргивать ту не спешили, чтоб Пчёлкин совсем кровью не истёк.
Витя спустился на пролёт между двенадцатым и чердаком, ногой упёрся о стену за спиной, когда Белый, в себя вдохнув дым, спросил:
— Чего звал?
Пчёла дёрнул щекой, нахрен посылая всевозможные размышления о правильности вводных слов:
— Бек активизировался. Сегодня Аню прессанул с компанией своей.
Белому непозволительна была особая эмоциональность — он, как никак, главарь организованной преступной группировки. Но Саня замер, так и не поднеся сигарету к губам, и спустя секунды льдины блеснули во взгляде друга.
Сам Пчёла эти глыбы понимал, разделял прекрасно.
— Так, — протянул Белов с каменным лицом, но заметно дрогнувшим от холодной злобы голосом. — И чего хотели?
— Будто не догадываешься, — хмыкнул Витя. Рука в кармане пиджака сырела, становилась жаркой, отчего, вероятно, на глянцевой стороне фотографии на секунды появилась, как от пара, ровненькая матовость.
— Чтобы Фарика по каналам не прикрывали.
— Это понятно. К Ане-то нахера полез?
— С тыла решил зайти, — ответил Пчёла, вдруг совершенно раздраженный, что Саша спрашивал такую глупость. Что, не догоняет? Или прикидывается? Пытается, может, понять, насколько терпения у Вити хватит объяснять вещи, какие Белому должны были быть совершенно ясны? — Сукин сын.
Саша затянулся. Брусочек пепла упал под ноги мужчине, недавно ставшему отцом.
— Сказали, что дурью её накачают, если мы Джураеву поддержку дадим. А потом трахнут всей толпой.
Тут маска непробиваемости Белова треснула. Будто шар-бабой дали по стене старого дома, подверженного сносу, отчего на нём осталась выбоина глубокая. Витю на секунду охватило какое-то невесёлое злорадство от мысли, что у него так же взгляд со стороны переменился, когда он от рыдающей Анны такую «установку» впервые услышал.
А потом так же, за секунды какие-то, ехидство его превратилось путем молниеносных метаморфоз в гнев.
Уже не такой ледяной, как минуты назад.
— Твари эти вышли на неё через театр. А там навести справки на нового режиссёра оказалось делом трёх минут. Пришли, суки, условия ей ставить, вместо того, чтоб с нами разговаривать.
Вите скрутило лёгкие от собственной тирады. Захотелось закурить. Он почти выдернул из пачки новую сигарету, ставшей бы пятой к ряду, но Саша остановил его одним вопросом:
— И что ты делать теперь предлагаешь?
На миг Витя даже окаменел, не думая, что услышит такой вопрос. Белый сейчас, чего, серьёзно это спрашивает? Не шутит? Он думает, что Пчёла на попятную готов идти после такого? Что позволит Анне по театру ходить, вздрагивая от каждого стука в дверь, держать в выдвижном ящике ствол «Кольта», к которому до сегодняшнего дня боялась прикоснуться?
«Блять, шутит, не иначе» — решил Витя, но Саша смотрел так же прямо и бесхитростно. На лице его прямо так и читалось: «Какие шутки, Пчёла? Чего ты хочешь, дурень?».
И тогда захотелось просто кулаком хрустнуть, пальцы размяв, и дать по челюсти Белову.
Но вместо того он подошёл к ступенькам, не поднимаясь по ним. Лицо Белова оказалось на одном уровне с его, когда Пчёла не своим, а каким-то чужим голосом проскрипел:
— Кишки шакалам выпустить.
Саня снова сделал затяжку. Сигарета оранжевым вспыхнула почти перед носом у Вити, что на него подействовало точно так же, как красная тряпка действовала на быка. Выдохнул через нос; где-то в диафрагме задрожали лёгкие, точно в судороге. Больших усилий стоило не выбить из ладони Белого бычок.
Пчёла стиснул кулак на колене, о которое опирался. Терпи, рано ещё по рукам бить…
— Пчёла, я понял, что ты за Князеву глотку перегрызёшь, — подметил Саня с толикой какой-то похвалы, от которой Пчёле стало мерзко. Будто он проверку прошёл, какой ему и надо не было. — И я тебя понимаю, брат, я сам за неё горой встану. Но из-за одной угрозы Аньке нельзя планы менять, ты пойми.
Витя во второй раз за минуту ослышался. Иначе он оправдать слова Саши не мог. Пчёла взглянул на Саню, который в мысли свои нырял, не всплывая. Костяшки кулаков стали чесаться в желании подправить или стену и без его ударов ровную, или лицо Белову.
Он, чего, совсем не понимает?!..
— Саня, — позвал его в предупреждении, одним тоном говоря, что с Пчёлой не спорить сейчас лучше, что вендетту надо продумывать, а не воздух сотрясать. — Если мы никак на этот их финт не ответим, они подумают, что мы стерпели. Они опять к Князевой придут, если сук не облапошим. Мне ли, в конце концов, тебе всё это объяснять?
— А я тебе, Вить, повторяю, — в не менее предупреждающей манере поднял тон Саша. — Что ты сейчас за Аньку трясёшься, а не за наркоту.
— Представь себе! — поднял голос Витя. Что-то под лёгкими схлопнулось, как бывало при взрыве газового баллона вблизи очага возгорания. — Трясусь, блять, потому что к ней амбалы пришли с угрозами по кругу, как шлюху, пустить, а Аня и отношения никакого не имела к ситуации. А я ничего и сделать не мог, пока она слезами захлебывалась.
С лица Белова сполз второй край маски непоколебимости. И, казалось, спокойствие должно было тогда рухнуть, грохотом одобрить Витин план по «облапошиванию сук». Но Белову хватило каких-то мгновений, чтобы дёрнуть щекой в невозмутимости, какую бы Пчёле пришлось оттачивать годами.
Саша отчеканил, чуть ли не каждое слово отделяя:
— Охрану Аньке выделю.
— Да ни к чертям твоя охрана, — чуть ли не прорычал Пчёлкин, не дав себе даже секунды, чтоб обдумать услышанное и сказанное. — С Беком кончать надо, и всё.
— Чтобы на нас опять СОБР выслали? — хмыкнул Саня и наконец потушил сигарету о подошву импортного ботинка. Сбросил окурок в просвет между перилами, а сам потом к Вите ближе пододвинулся:
— И в «Бутырку» не на сутки запрятали, а на полгода, а то и больше? Этого хочешь? Чтоб Анька передачки тебе носила? Так же она, конечно, будет в бо́льшей безопасности, чем сейчас, с тобой-то под боком…
— Ты так в отказ идёшь только из-за Княжны? — спросил, готовясь пойти ва-банк, Пчёла. Фото перестало глянцевой стороной леденить ладонь, отчего жар в кармане пиджака ощущался совершенно адово.
Белый дёрнул щекой, не собираясь соглашаться с такой явной провокацией, но и не отклоняясь от ответа на почти риторический вопрос Вити Пчёлкина. Саша затянулся, если бы сигарету не выкинул только что, и вместо того положил локти на поджатые к груди колени: