Разработку своего плана Витя прекращал, когда у Анны, спящей по левую руку от него, звенел будильник.
В конторе, в отличие от «Софитов», не было ни намёка на тишину, спокойствие и размеренность. Фил и Кос, узнавшие о смерти Фарика на следующий день от убийства Джураева, загорелись в злобе, какую Витя оценил явно. Подключили свои связи, набитые с восемьдесят девятого, и вчетвером, справки наводя, решали, кого, когда и как.
Белый, за те дни «консенсуса» выкуривший, наверно, сигарет столько, сколько они втроем — не считая Фила — могли выкурить, на себя полностью взял вопрос с похоронами армейского друга. До ужаса, до тупой упёртости уверенный в своём решении в одиночестве ехать в Душанбе, перед родными Фархада объясняться, Саша не хотел особо кого слушать и с кем-то там считаться.
Бригада недовольна была; все понимали, что Белова они, если отпустят, то отправят его на смерть верную. Но Саша голосом чужим — прокуренным, пустым, напоминающим по мерзлоте склепные стены — сказал им, что к одиннадцатому октябрю вернётся.
Пропускать Ванины крестины Белый точно не собирался.
Репетиция десятого октября далась Диане Лариной чуть ли не тяжелее всех предыдущих прогонов.
Она по сцене ходила, искусно разыгрывая роль главной героини, – то падала в ноги антагонисту, то подбадривала друга своего на сопротивление – как казалось самой девушке, не четыре часа, а все двадцать четыре. В горле сохло от реплик, проговариваемых громко и чётко; к концу репетиции уставший мозг, напоминавший уже не жизненно важный орган, а ком пережеванной жвачки, точную формулировку половины реплик забыл, отчего Ларина старательно импровизировала.
Призовин ещё, падаль такая, никак не мог перестать пялиться осуждающе, до сих пор взором ругал за ту короткую помощь бандитам.
Можно подумать, что без неё, Дианы Лариной, головорезы бы пожали плечами и уехали…
Когда Диана доиграла на репетиции последнюю свою реплику и вонзила бутафорский нож в грудь Васе Сеченникову, дыхание — не второе, не третье и, наверно, даже не пятое — было уже на исходе. Ларина себя бомбой ощущала; если бы «Анна Игоревна, её режиссёрское величество» недовольна осталась, сказала бы финал ещё раз прогнать, то Диана, вероятно, кинула бы кинжал в саму Князеву.
И плевать было бы даже на амбалов, которые с недавних пор за ней таскались, как привязанные.
Но Вася, играющий в «Возмездии» роль откровенно мерзкого фрица, рухнул ей под ноги тушкой. Глухой звук падения подтянутого тела заглушил биение сердца Лариной, и то, наверно, даже было на руку. Актриса посмотрела прямо на режиссёра и в каком-то нервозном ожидании, в старании не закусить от злобы губу, не шевелилась.
«Только попробуй мордой покрутить, подстилка бандитская. Задушу, не глядя задушу!..»
Князева же взгляд со сцены опустила на сценарий, на слово «КОНЕЦ», выведенное угловатым почерком Сухоруковой внизу страницы. Отчего-то странно защемило в грудной клетке, будто сердце её худой дверью придавили, оставляя в нём занозы, когда Анна, хрустнув большим пальцем на правой руке, снова взглянула на сцену.
Она осталась довольна и даже не побоялась бы этого вслух сказать. Труппа стойко выдержала два полных прогона пьесы, при этом по нескольку раз отыграла «западающие» элементы.
Если учесть, что до самой премьеры оставалось ещё две репетиции, одна из которых должна была стать генеральной, с использованием костюмов, декораций и звуковых эффектов, то результат был… достойным.
«И это — моя заслуга…»
Анна поднялась на ноги. За ней, как по повороту рубильника, с мест повставали Бобровицкий и Усов. Князева мимолётом заметила, как девочка с массовки вдруг старательно распрямилась, стоя у самых кулис. Актриса с «куприновским» именем — Олеся… — взглядом стрельнула в сторону одного из телохранителей Аниных, да так отчаянно, словно хотела взором Уса проткнуть.
Режиссёр только хлопнула в ладоши, обращая на себя всеобщее внимание.
— Отлично. Репетиция окончена! Все выложились, молодцы. Если выдадите такую игру на самой премьере, то вам сам Станиславский поверит!
Труппа неровно, но искренне засмеялась от комплимента, значимость которого недооценивать актёрам было сложно. Сеченников хохотнул, смотря в высокий потолок, стал подниматься, когда ему Призовин руку протянул.
Правда, от следующей фразы Аниной Вася чуть обратно на сцену не рухнул, прямо под ногами Лариной распластываясь морской звездой:
— Завтрашний день объявляю выходным.
Актёры молчали какие-то секунды, будто оглушенные. Князева же чувствовала себя родителем, который ребёнку своему вручил самый желанный рождественский презент. Она в озорстве и простоте, каких труппа видеть не привыкла, пожала ребятам плечами, подхватила сумку с места и направилась на каблуках ботильонов выходу.
Только Аня вздохнула, чтоб в лёгкие воздуха набрать и попрощаться звучно, как Миша у спины её уточнил, точно не веря:
— Правда?
— Вы заслужили, — односложно кинула Анна, и тогда труппа вдруг зааплодировала, засвистела одобрительно в след режиссёру.
Для актёров, привыкших к высоким требованиям Виктории Дмитриевны, планку которых Князева ещё сильнее подняла, жест доброй воли действительно был отнюдь не пустым звуком. Да и, всё-таки, усталость после недели продолжительных репетиций сказывалась, отчего выходной мог сойти за настоящий подарок.
Аня улыбнулась под нос самой себе, но обернулась уже с лицом таким, словно ничего сверхъестественного не сделала. У самого выхода обернулась, махнув труппе рукой.
С Князевой попрощался неровный, но крайне искренний хор голосов, и девушке вдруг стало чуть теплее, по-приятному свободнее под рёбрами.
Как же удачно, что труппа хорошо играла, на каждой репетиции выкладываясь если не на все сто, то на девяносто процентов точно, и не странным казался внезапный выходной!.. Ведь, не скажешь же актёрам, что Князевой завтрашним днём надо быть на крестинах Сашкиного сына.
Воспоминание о Белове, даже вскользь, но какое сравнить могла с броском камня в спокойное озеро; в горло отдало першением. Двоюродный брат с ней на связь не выходил, но Витя, явно нехотя, просветил девушку о поездке Саши в Таджикистан.
Оля всё не ведала, чего муж так рвался к Фархаду на родину. А Анна понимала, но понимание ей это было совсем не к радости. Лучше бы, думала, как бывшая Сурикова была, в неведении пожимала плечами, не осознавая тягу Белова в Душанбе.
Но, увы, понимала; в степях равнинного города его, Сашу, ждали родные Джураева.
И отнюдь не с распростёртыми объятьями.
Князева махнула головой в наивной попытке вытрясти из неё лишние мысли.
Бобр и Ус шли за спиной Ани, держа дистанцию, какую не нарушали даже по большим оплошностям. Бобровицкий басом у девушки спросил:
— Вас домой отвести, Анна Игоревна?
— Домой, — кивнула девушка и толкнула двойные двери, которые в день премьеры обычно удерживали услужливые швейцары.
Ус достал из кармана пыльной кожаной куртки ключи от чёрного, в цвет классики всех московских криминалов и их приближенных, «Форда», каким сам рулил, и тогда Аня скрылась с охраной из зала.
На сцене, у самого спуска в раздевалки образовалась толпа, в центре которой Диане Лариной совсем не хотелось оказаться. Хоть она и устала явно, тратить остатки сил на активную работу локтями в попытках пробраться ближе к двери девушка не собиралась.
Ларина в конце труппы плелась, из руки в руку перекидывая бутафорию ножа. Думала она одновременно и о грядущей премьере, и о заносчивом режиссёре, и о незапланированном выходном дне, какой, несмотря на идеальное знание текста, потратит, вероятно, на повторение сценария.
Ведь Диана Ларина — главная звезда «Возмездия». И оттого не имеет права упасть в грязь лицом даже для того, чтоб насолить душной Князевой.
В конце концов, бегут они в одной упряжке. И, может, пока сани стоят на месте, Диана и в состоянии, настроении с Анной Игоревной погрызться, но после первого звонка, предупреждающего о скором начале постановки, все разногласия должны быть забыты. Вплоть до момента общего поклона, оваций и пары букетов из зала.