Князева стояла перед ним в шортиках и маечке, в которых обычно ложилась спать. На теле Анны, пахнущим вишневым гелем для душа, — специально под духи искала — чистая атласная пижама смотрелась лучше, чем на стройных дамах, не покидающих страницы мужских журналов. Вымытые волосы она старалась не трогать, руки смазывала кремом.
От Ани прямо-таки и веяло бы уютом, красотой, какую девушке не переставала поддерживать даже дома, когда её один только Пчёлкин видел.
И, если бы не вопрос, каким девушка ему чуть ли не в лоб выстрелила, то Витя предпринял бы попытку обязательно девушку на кровать повалить, защекотать ту вплоть до кашля. А после, дождавшись восстановления ровности её дыхания, плечи расцеловать, редкие родинки на ключицах соединяя меж собой.
Но Аня стояла особняком, на Пчёлу внимательно смотря. И почему вообще спросила это? Да ещё и накануне премьеры «Возмездия», об идеальном проведении которой думала даже во сне…
Витя убрал книжку в сторону.
Тринадцатого октября Анна уехала на работу почти на два часа раньше, дёрнув Бобра из теплой кровати, и задержалась в театре почти на столько же. Почти все десять часов Князева в «Софитах» провела, гоняя на генеральной репетиции всех, кто имел к премьере хоть малейшее отношение — следила за идеальностью гримов, костюмов и причёсок, за быстротой смены декораций, за музыкальным сопровождением, за соотношением перевода пьесы на немецкий, какой звучал в наушниках у «гостей», за игрой труппы… По приезде домой на пороге задержалась, целуясь долго с не на шутку соскучившимся за ней Пчёлой. Едва от ненасытного своего отделавшись, проглотила салат какой-то и в душ убежала, готовиться к завтрашней премьере.
Ведь режиссёр — одно из главных действующих лиц любой постановки. Хоть «маэстро» и не сверкает на сцене, именно его — а в случае Князевой, её — руками создаётся театральное чудо.
И Анна не планировала лицом в грязь упасть ни внешним видом своим, ни идеальностью пьесы.
— В каких именно словах Белова ты сомневаешься?
Витя по коленкам постучал, словно Князевой предлагал присесть. Она же села сбоку.
Только по той причине, что знала, опустись Аня к нему на колени — и через минут пятнадцать-двадцать придётся заново идти в душ, чтоб смыть следы мокрых поцелуев с груди и испарину, крапинками оставшуюся на спине.
— В тех, что родные Джураева так просто отказались от поставок наркотиков в Москву.
Голос у Анны был каким-то неестественно спокойным. И, конечно, это было лучше, в разы лучше всхлипов Князевой, какие Витя услышал третьего октября, но звучало странно.
Будто девушка о вещах, чуждых ей, говорила.
Хотя, так и было; Пчёла будто не с Незабудкой своей, которой на двадцать первом дне рождении обещал от криминала ограждать всячески, разговаривал, а с каким-то средним рэкетиром, рвущимся в более серьёзные дела.
— Убийство бо́льшей половины банды — не «просто», Ань, — подметил Витя.
— Да, я не в этом смысле, — поправилась быстро девушка, чем Пчёлкина заставила усмехнуться. — Я про то, что… Москва, видимо, выгодная для наркодилеров точка, раз за неё так Бек держится. Здесь есть, на ком поживиться.
— Не только это, — кивнул Витя со смесью какой-то гордости, что Анна причинно-следственные видела, и недовольства, что Князева вообще носик свой в дела такие совала. — Тут ещё и связями можно набраться. Особенно с людьми с Ленинграда. Понимаешь?
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Но не ясно, почему именно Санкт-Петербург.
— Ну, в Питере с наркотой почти все завязаны, шприцы едва ли не из каждой вертикально-горизонтальной поверхности торчат, — хрустнул большими пальцами Пчёла. — Сама, наверно, слышала, как теперь Петроград зовут.
— Не культурная, а криминальная столица?.. — чуть дёрнув бровями, уточнила Анна. Глаза девушки в свете люстры и ламп прикроватных казались более карими; так, видимо, зеленый пигмент в зрачке подавлялся. Витя ладонь протянул, предлагая «пять» отбить за сообразительность. Девушка улыбнулась едва-едва.
Лишь когда рука Ани его пальцев с хлопком коснулась, он понял, что спокойнее было бы ему, если б Князева о подобной славе Петербурга не слыхала. Ей-то это всё к чему…
Ладонь Анину Пчёлкин не отпустил. Продолжил на колене у себя держать, большим пальцем в какой-то задумчивости прокручивая камешек серебряного колечка на указательном пальце. От крема с маслами ювелирия послушно скользила по фаланге.
Она чуть помолчала. Наивно Витя думал, что короткий внезапный допрос кончился. Но Князева, видно, даже ещё не размялась.
— Так, и в чём я не права? — свела брови к переносице Анна. — Если здесь и клиентурой в других городах можно обзавестись, и местным кокаин продать, то отчего родные Фархада решили бежать? Тем более, с их горячей восточной кровью… Вообще не вяжется.
Князева чуть корпус наклонила, чтоб Вите в лицо заглянуть, и задала явно риторический вопрос:
— Так просто смирились с убийством? Мало того, что с «арены» ушли — так и никак за Джураева не собрались мстить?
Мужчина мысленно дёрнул щекой, скривился; кисло, очень кисло складывается.
Вот этого Саня не продумал.
Походу, Белый при полете из Душанбе в Москву устал, раз, продумывая «легенду», упустил такую деталь. И, вроде, Сашу тоже не обвинишь — и не совсем на поверхности лежала такая… «мелочь», что дойти до неё вышло бы не сразу…
Хотя, может, Белов специально такую дыру оставил? Решил, что Ане, перепуганной до параноидального желания оглядываться по сторонам каждые три секунды, — а по описаниям Вити сестра такой Саше и казалась — хватит лаконичного «всё сделали, как Бек хотел, тебя не тронут, за нас не беспокойся».
Но Князевой этого оказалось мало. И, может, в день Ваниного крещения она промолчала, думая, и двенадцатого октября домой пришла, почти сразу в усталости рухнув в кровать, что могло показаться — смирилась.
Только через двое суток Аня всё-таки собрала картину воедино и поняла, что что-то не сходилось. Будто частички пазла, похожие по цвету и рисунку, пыталась соединить воедино, но крючочки мозаики друг к другу не подходили.
А этого Анна не могла допустить. Хотя бы из-за чувства долга перед самой собой.
Витя большим пальцем снова провел по кольцу, какое Аня сама купила на первую заработную плату главного помощника режиссёра. С щелчком в черепной коробке, что пришелся вровень на щелчок языка, Пчёла хмыкнул ей:
— Восток не только горячей кровью славится. Ещё и мудростью, Ань. Люди эти поняли, что лучше не рыпаться.
— Не рыпаться вообще? Или конкретно сейчас?
— Ого, — быстро сообразила!.. — Растёте, Анна Игоревна.
— Мне есть, с кого брать пример, Виктор Павлович, — усмехнулась девушка и сама руку ему сжала. Князева вбок наклонила голову, подушечкой большого погладила его указательный.
Ещё ближе наклонила лицо, словно думала голову на грудь мужчины положить, но удержала ту на весу, когда поняла, что Витя промолчал. И тогда голосом искусителя, сидящего на левом плече, уточнила:
— Так и? Наркотики с Душанбе вообще не появятся больше в столице? Или только… через время?
Если б Аня умела мысли читать, то увидела бы перед собой, как на ладони, сомнения Вити, разложенные по двум чашам весов. На одной стороне — сладкая ложь, что родные Фарика в Москву не сунутся больше, и Бек продолжит строить в столице кокаиновую монополию. На другой — правда, что Ане может понравиться, а может показаться суровой.
И по истечению пары секунд размышлений, идущих с самого, наверно, того дня, когда Князеву увидел в кабинете у себя, весы вышли из равновесия. Стало ясно то, что до того момента казалось чем-то туманным, размытым и непонятным.
«Плевать» — решил Пчёлкин и на выдохе резком, с которым обычно замахиваются секирой над чьей-то головой, сам к Ане развернулся лицом. «Она всё равно узнает. Даже если отмолчусь сейчас — меньше, чем через сутки, от сук ничего не останется»