— Герр Пчёлкин. Рад видеть.
— Взаимно, — ответил ему бригадир, уже привычно сдержав усмешку; подумаешь, да какой из него «герр»? Он на «мистера»-то не тянет, а тут…
Блондинка в платье из тонкой ткани, которую носить следовало летом, а не в середине осени, за руку Вагнера взялась жестом совсем детским, что в обществе относительно высоком мог растолковаться неправильно. Мужчина погладил «полторашку» по пальцам и произнёс, заглядывая то в лицо Анино, то в Витино:
— Я слышал про Джураева, — и чуть помолчал, словно проверить думал, изменятся ли лица парочки.
Анна на миг взор отвела, но быстро взгляд на босса вернула. Пчёлкин же бровью не повёл, даже когда Вагнер с напускной скорбью поджал губы.
— Вы же были знакомы? Примите мои соболезнования.
— Спасибо, — проговорил Витя сухо. Сам держал в голове, что Кристиан тоже с Фариком был знаком — до всей заварушки с Беком немец Джураеву позволял наркоту через «Софиты» толкать. Значит, сам воду мутит; в подобном криминальному авторитету типа Пчёлы другого винить было крайне лицемерно, конечно, но ухо старательно востро держал.
Мало ли, что Вагнер ещё намутить попробует? И с кем именно?..
Босс Анин недолго постоял в ожидании продолжения не особо искренних светских бесед и спросил у Князевой за секунду до того, как тишина стала неловкой:
— Как ваш настрой, Анна?
— Я проверяла труппу до того, как подняться в зал. Поэтому могу с уверенностью сказать, что мы готовы представить зрителям «Возмездие», — сказала она с подачей ведущей ток-шоу и в глаза боссу посмотрела, сладко, даже, скорее, приторно наклонив голову чуть вбок.
Голос не дрогнул, и Анна удивилась даже собственным словам, в каких лжи не было. А если и присутствовало враньё, то самая капля, какую Князева не заметила, какую сравнить можно было с каплей успокоительного.
Витя пальцы её накрыл ладонью.
Вагнер довольно кивнул:
— Рад слышать, — и тогда арийка вдруг дёрнула Кристиана за рукав жакета. Босс, извиняющейся улыбкой ответив на удивленный взгляд Анны, представил блондиночку:
— Позвольте представить вам фрау фон Кох.
Дама, услышав фамилию свою, встрепенулась, совсем как первоклассница на линейке, и распрямила спинку в струну, с напускной важностью качнула головой к Князевой:
— Мы с Карлой учились вместе, в Лейпциге, пока Германия была разделена. Я, Анна, говорил вам о ней.
Девушка кивнула, припоминая, действительно, что-то про Лейпциг и фамилию, которая у неё отчего-то ассоциировалась с каким-то важным немецким генералом. А потом вдруг что-то сверкнуло перед глазами, точно током ударяя, и Аня поняла, что девчонкой с никудышными манерами была авторша «Возмездия».
Именно Карла фон Кох написала пьесу, сценарий которой повторяли актеры, в тот миг сидящие в гримёрках, делающие последние штришки в гримах, затягивающие корсеты платьев и рубах. Именно ради этой немки, с которой Вагнер делил парту в универе Лейпцига, герр поставил на уши все «Софиты».
Если бы Князевой такую характеристику фрау фон Кох дали, и только потом саму Карлу представили, она бы не поверила, что такая улыбчивая и малость отталкивающая излишней эмоциональностью девушка написала рассказ о классической родственной вендетте.
Анна старательно лицо сохраняла, пока герр на немецком Карлу знакомил с режиссёром и сопровождающим её криминальным авторитетом. Фон Кох с распахнутыми глазами и улыбкой от уха до уха производила впечатление ни то ребенка, каким-то образом оказавшимся в теле взрослого, ни то маньячки.
— …и фрау Анна Князева. Театральный режиссёр, — проговорил на немецком Вагнер. — Она и ставила «Vergeltung».
— В самом деле?! — воскликнула радостно Карла на языке, какой Витя знал лишь на уровне «привет-пока», и, не дождавшись ни ответа, ни кивка, протянула Ане руку свою. — Как здорово!
— Добрый вечер, фрау фон Кох, — поздоровалась Анна и пожала руку ей жестом, женщинам не свойственным. Хрупкая девчонка за ладонь Князевой схватилась и потрясла так, будто думала руку Ане оторвать.
Стоило больших сил лицо сохранить, когда какой-то суставчик в запястье гулко хрустнул.
— Для меня — большая честь ставить впервые именно вашу пьесу.
— Впервые?! — ещё громче ахнула Карла. — Так вы только-только стали режиссёром?!
Аня улыбнулась, кивая. Пчёлкин чуть плечи напряг, отчего крепче стала ощущаться его рука, — видно, не одной Князевой тяжело было в компании инфантильной немки. Только Карла, набрав в лёгкие больше воздуха, что-то захотела сказать, как из колонок раздался первый звонок.
До выступления оставалось пятнадцать минут, двери в зал открылись услужливыми швейцарами. К партеру потянулись люди — богатые криминальные элементы, большинство которых в «Софиты» не на «Возмездие» пришли, а «вопросики обкашлять» в компании дам, разодетых в вульгарно дорогие меха, и многочисленных охран.
Вагнер напоследок Князевой кивнул, а после поймал руку её, какую Карла, тараторящая что-то до невозможности быстро и непонятно даже для самого Кристиана. Герр оставил поцелуй кроткий на пальцах временного режиссёра под внимательным взглядом Пчёлы.
Сказал, распрямляясь:
— Оставим вас, фрау Князева.
Она в ответ только кивнула снова и руки собрала на сгибе локтя Витиного, проводила пару взглядом. Карла по-детски взяла Кристиана за руку, направившись с ним «ладошка в ладошку» к сквозной двери, ведущей в «теневой» зал, где решались дела не самые легальные.
Когда фон Кох на Князеву почти у самого порога обернулась и помахала режиссёру свободной ладонью, Аня едва сдержалась, чтоб не фыркнуть, вдруг поняв, кого ей напоминала немка.
Со стороны герр был слоном из басни Крылова и шёл ровно, прямо, не отвлекаясь на лишние для него звуки. Карла же, напротив, эмоциональностью своей могла поделиться с сухим и сдержанным Вагнером, и этим напоминала моську. Так и дёргала за локоть мужчину в попытке обратить на себя его внимание, какого хотела, не как женщина, а как экстраверт, для которого общение — как воздух.
Пчёлкин чуть помолчал, поправляя рукав чёрной рубашки, а потом к уху девушки наклонился и признался:
— Не знаю, что она тебе там нашпрехала, но с такой улыбочкой выглядело устрашающе.
Аня хохотнула коротко, заливисто и посмотрела на мужчину своего чуть снизу. С ракурса её Витя улыбался сдержанно, но Пчёлу выдавали искорки, какие Князева, если б знала мужчину плохо, могла спутать с отражением ламп. В партере и амфитеатре под ними зашумели пришедшие гости, что переговаривались вполголоса, но каблуками туфель и ботинок шумели звонко.
Ус остался чуть в стороне, когда Витя Аню усадил на место, ранее принадлежавшее Сухоруковой, сам рядом расположился. В ложе остались только два немца, явно увлеченные своей беседой на чужом языке, и Пчёла тогда, не боясь получить замечания, взял Князеву за руку.
Заглянул в глаза, макияж которых в теплом искусственном освещении светильников-канделябров будто золотыми блёстками отдавал, и заговорил:
— Актёрам «удачи» желать нельзя. Наоборот, лучше всякого мрака наговорить, чтоб премьера на «браво» встретилась…
— Запомнил, неужели.
— Запомнил, — повторил в напускной задумчивости Витя и улыбнулся куда-то в себя. — Но это с актёрами…
— Такой тонкий намёк узнать, что нужно желать режиссёру? — спросила Князева с плутовской интонацией. Анна на мужчину поглядывала так, что блеск в зрачках и себя, и его малость слепил — прямо как светом софитов, направленных на кулисы, за которыми пряталась сцена.
Мама, ведь через полчаса в зале станет тихо, кулисы разойдутся в стороны, и большая сцена с декорациями немецкого селения на себе представит гостям пьесу о кровной мести, идущей вразрез законами. Через полчаса, а то и меньше…
И как смириться с этим чувством? Как переждать злополучные пятнадцать минут?
— Нет, — качнул головой Пчёлкин. — Вообще желать тебе не буду ничего. Удача нужна лохам, смелость — тру́сам, а сила — слабакам. А ты ни к одной категории не относишься. Так что, вариантов, чего тебе нужно, у меня нет.