Скоро…
Она выдохнула, а на новом вздохе стала тянуться к полке бельевого шкафа, обратно пряча презент. Потом поправила чуть накренившиеся стопки постельного белья, закрыла створки и направилась завтракать.
Хотелось манной каши с джемом, пары сваренных яиц и горячего бутерброда с чашкой любимого чая.
Сказано — сделано. Девушка приготовила на себя еду, а по вымытой посуде у самой раковины поняла, что Пчёлкин завтракал яичницей с колбасой и ушел тихо, Аню не разбудив.
Утро, хоть и встретилось в пустой квартире, но показалось Князевой относительно терпимым. Стоило радио включить, по которому крутили первый концерт «Миража», и под «Нового героя» вымыть тарелки, так уровень настроения поднялся ещё выше, уверенно закрепившись на отметке выше «хорошо».
Времени Аня не тратила и принялась за легкую уборку, с которой справилась относительно быстро. Уже через час пыль с полок была стёрта, как и какая-либо грязь с ковра в прихожей, а проветривавшаяся гостиная могла свежестью и чистотой угодить даже самому капризному аллергику.
Князева, не переставая подпевать радио впологоса, оглядела в двенадцатом часу квартиру свою и в удовольствии решила, что приготовит на ужин сырный суп — чуть ли не коронное её блюдо, какое безумно нравилось, наверно, уже покойной пани Берзиньш. После готовки решила сходить в душ, привести в порядок костюм, в каком завтра планировала отмечать Витин день рождения…
Почти Князева, решающая бытовые хлопоты, открыла дверцу холодильника, чтоб продукты достать, — «какие там были пропорции для зажарки?..» — как вдруг трубка, исправно стоящая на подзарядке, запиликала звонком так, что заглушила на миг радио.
У Ани в неожиданности ухнуло сердце, но, когда девушка дошла-таки до телефонной базы, ничего под рёбрами в боли не кололо, не трепыхалось.
— Слушаю.
— Добрый день, фрау Князева.
Тогда она присела на стул возле Витиного кабинета, в какой-то лихорадке язвительно подмечая, что поторопилась, так высоко самоконтроль оценив. Аня угукнула что-то, но, быстро поняв, что подобный тон разговора с Кристианом Вагнером ей, вероятно, был недопустим.
Растёрла горло, будто думала саму гортань сжать-разжать, и сказала, почти искренне радуясь, что гендиректор лица её в тот миг не видел:
— Герр Вагнер. Здравствуйте.
— Я вас не разбудил, Анна?
— Нет, что вы, — вежливо проговорила Князева, намеренно растягивая гласные — помнила, как ныне покойная Виктория Дмитриевна обмолвилась однажды, что гендиректор терпеть не мог излишне быстрого темпа слов.
На том конце провода что-то щелкнуло. Ни то зажигалка подпалила кончик сигареты, ни то горло бутылки коньяка ударилось о грань стакана.
— Отлично. Мне кажется, что я должен с вами обсудить премьеру вчерашней пьесы.
У Анны одновременно и сердце упало, и лицо сошлось в недобром оскале, вынуждающем Князеву ощетиниться. И снова девушка обрадовалась, что вчера Кристиан прямо-таки с барского плеча даровал выходной, что сейчас они находились на разных концах Москвы и не видели друг друга.
Иначе бы Ане точно пришлось за физиономию свою объясняться — как минимум, перед самой собой.
— Да, герр Вагнер? — почти пропела девушка, поражаясь, как голос остался покладистым. При такой-то гримасе!.. Кристиан в трубке глубоко вздохнул, — значит, курил — а Ане вдруг подумалось, что говорить сейчас будут, вероятно, понапрасну.
Да что можно было обсуждать? Зал ведь остался доволен… Князева вытянула перед собой босые ноги; хотя, даже если б никто из присутвующих не прокричал злосчастное «бис», труппа «Софитов» всё-равно прекрасно выступила.
А она — прекрасно их к такому выступлению подготовила.
Подобные мысли не казались ничуть циничными. Плохо это или хорошо? — Аня могла лишь предполагать.
— Думаю, мне нет смысла говорить, что я доволен?
Аню от вопроса, какой сам Вагнер, по видимости, считал риторическим, что-то в спину толкнуло. Если б не нога, пяткой уткнувшаяся в пол, то Князева, вероятно, улетела со стула.
Пульс особенно сильно отдал в подвздошную вену, будто сердце в район кишечника рухнуло.
— Только вам решать, герр Вагнер, что говорить, а что нет, — дав себе дорогие секунды размышлений, проговорила Анна. На обратной стороне колена сильно зачесалась кожа, будто вся в шрамиках была от аллергической сыпи. Князева осторожно почесала чашечку, когда с того конца провода Кристиан усмехнулся.
Как-то уж слишком… звонко.
— Вчера я решил не утомлять вас беседами, — протянул он. Князева в его тянущихся гласных звуках успела едва слышно хмыкнуть, про себя подмечая, что это действительно было бы совершенно лишним; ей беседы с фрау фон Кох хватило.
— И задерживать ни вас, Анна, ни Виктора Павловича, не хотелось. Как я понимаю, у вас дела были поважнее?
Она почти ответила, но в миг, когда раскрыла рот, будто воздух из легких вышибли. Что за двоякая фраза, на что Вагнер вообще намекал? На… любовные дела их?
Или, может, про Витину «месть» прознал?
Аня снова раскрыла рот, и снова из, казалось, совершенно пустых лёгких, исчез кислород.
Ни первая, ни вторая догадка Князеву не обрадовала. Мысль, что Кристиан, успешно носящий маску бесчувственного истукана на посту генерального директора, на самом деле любил совать нос в чужие драмы, казалась отвратительно пошлой и отталкивающей. От думы, что Вагнер прознал об убийстве наркодилера, произошедшем на территории его театра, кровяные клетки чуть не обернулись в алюминиевые опилки.
Иными словами, между молотом и наковальней.
Она оглянулась в коридоре пустом, ища на стенах красные точки прицелов, и поняла в испуге, что молчала слишком долго.
«Ну, а что следует говорить? Согласием отвечать? Отказом?»
Вагнер, видно, понял чувства Князевой, что для самой Анны было хорошим ударом под дых. Герр снова затянулся и сказал, хмыкая усмешкой, что чувствовалась колючей даже через телефонные провода:
— Мои гости и товарищи перепугались поднявшегося грохота. Подумали, что в театр ворвались террористы. Или, того хуже, милиционеры с облавой.
«Значит, Бек» — поняла Князева, найдя в себе силы расслабить спину. Реакция на слова герра была такой же двоякой: с одной стороны, Анна выдохнула спокойно — радовало безбожно, что Кристиан не прослыл извращенцем, которого интересовали тонкости чужих отношений.
А вот с другой стороны… он явно недоволен убийством на своей территории. К слову, убийством таким громким. Да и прямо в день премьеры…
— Герр, позвольте…
— Анна, — оборвал её так резко, что девушка сравнить этот оклик могла с шумом рвущейся бумаги. Нервы заискрили, будто Вагнер мог ей что-то, кроме выговора по телефону, сделать, и Князева зажевала свои губы.
С нижней она сорвала небольшой кусочек кожаной пленки. Сразу на языке ощутился привкус мелкой капли крови.
— Я слышал о вашем конфликте с Беком.
— Откуда? — сразу же осведомилась Аня, чуть ли не всей собой цепляясь за информацию. Она лишь через секунду поняла, что вопрос свой задала слишком резко, и на саму себя поругалась, но не больно старательно. Так, как для приличия; весь интерес в тот миг был прикован к другому.
Первым ответом ей стала усмешка, какая уже стала раздражать:
— Третьего октября — в день, ставший для Бека началом конца — меня в театре не было. Но, знаете, Анна, у меня есть привычка одна… Я всегда, когда в «Софиты» возвращаюсь, включаю на ускоренную перемотку запись с камер видеонаблюдения. Знаете, береженного Бог бережёт…
Князева всё поняла. Она ноги сильно-сильно под себя подобрала, укладывая на колени подбородок, а потом, будто испугавшись, что её увидеть мог кто, уткнулась кончиками пальцев в паркет.
— Вы увидели Бека по камерам.
— Увидел, — сказал Вагнер так, что, вероятно, сидя у себя в кабинете, одобрительно Анне кивнул и вдруг как-то удивительно дружелюбно предложил: — Скажете, что было дальше?