Пчёла взглянул в безликое лицо своё, что отражалось в чёрной воде реки, вздохнул. Пальцем погладил Аню по фалангам, натыкаясь подушечкой пальца на кольцо, какое она сама себе подарила после достижения должности помощницы главного режиссёра.
Сейчас или никогда. Пан или пропал.
— Хороший подарок.
Князева голову опустила, улыбнулась так, что ночь перестала казаться мёрзлой, и поймала в мягкости ладонь Вити. Смешок её разрезал тишину, что одновременно и тяжестью на плечах лежала, и не напрягала особо.
— Да… Было время, — она не стала ладони освобождать, чтоб посмотреть на украшение. — Вроде, недавно только побаловала себя. А уже почти год прошёл, в декабре же Сухорукова к себе позвала…
— Не думаешь новое колечко взять себе? — спросил Пчёла, не распрямляясь; казалось, в полный рост встанет, от перил оттолкнется — и кости станут мягкими, как желе, сгибаясь под тяжестью мышц, вен и сухожилий.
Князева в кокетстве, какое ей, по всей видимости, самой нравилось, увела взгляд в левый нижний угол:
— Праздников пока никаких не ожидается.
— Ах ты хитрюга! — воскликнул, смеясь, Пчёлкин, и всё-таки себя пересилил. Плечи назад откинул, перехватывая в объятья Анну под смех её, чуть покружил девочку, причитая:
— Что, становление режиссёром — не такой веский повод, как достижение должности его помощника?
Девушка за плечи его ухватилась, улыбаясь так, что заболели щёки.
— Веский! — не отрицала Аня. — Но… — и снова эта хитрая улыбка, которой она невесть с кем игралась. — …повторяться не хочется. А так, до Нового Года ещё два с половиной месяца, до восьмого марта — ещё больше.
— А как же день рождения? — спросил хитро Пчёла.
Мелочь в кармане ощутимо потянула вниз пиджак, тяжестью перекладываясь на плечи. Ладони его с крепостью сомкнулись на талии Князевой, которая чуть ли не ослепила Витю блеском задорным в зрачках.
— Не зубоскаль. Из нас двоих явно не мне стоит намекать о подарке на почти-юбилей, знаешь ли.
Витя с напускной важностью вскинул подбородок, будто назад откидывал растрепавшиеся от ветра и Аниных ласк волосы.
— Да-да, я именинник, — он довольно из стороны в сторону покачал головой, подставляя её то под лунные лучи, то под свет от фонарей. Князева хихикнула жестом, которого до того бы никогда себе не приписала, и подбородком упёрлась в грудь мужчине, на него смотря снизу.
Кадык дёрнулся от глотка, будто на шею Вите удавку накинули, когда бригадир с намеренной важностью вдруг поправился:
— Хотя, нет. Не именинник.
Аня уже думала его спросить, отчего же он себя праздника, о котором говорил много, лишил вдруг, но быстро поняла ответ. Именинником, если разобраться, был тот, кто отмечал именины, а не день рождение. И, так если разобраться, Пчёла действительно им и не являлся…
Князева наклонила голову, вместе с тем и корпус, чуть в объятии раскачиваясь с Витей, как маятником.
На миг показалось, что с брусчатки моста в воду падать камни стали, что тот сыпаться вдруг стал под ногами их, но это прошло, когда Анна призналась:
— Никогда не знала даты своих именин. Их же несколько?
— Ага, — кивнул Пчёла. В горле стало сухо, как от горстки мелкого сухого песка, когда у него дрогнули пальцы, а вместе с ними и какие-то особенно чувствительные сердечные мышцы.
Он как бы невзначай сказал:
— У тебя, кстати, сегодня.
— Да ладно, — вскинула брови Князева в несильном, но приятном удивлении. Она на Пчёлу посмотрела, заприметив вдруг, как из болезной красноты он стал вдруг бледным. Луна, что ли, так светит странно?..
— Прямо перед твоим днём рождения, надо же…
— Так, может, я колечко на именины тебе подарю?
Князева почти рассмеялась, но какая-то смутная догадка вкупе с формулировкой Витиной кольнула под рёбра, подобно шпагой. Но лезвия острого из сердца Аниного не вытащили, а внутри оставили, позволяя металлом чувствовать кровяные толчки.
А Витя, взгляд которого с высоты его роста стал казаться будто новым, незнакомым, руками, что почти закаменели на талии Князевой, ладони её поймал.
Холодные у неё руки. Такие согреть хотелось — хотя дыханием, хоть пальцами, хоть поцелуями беглыми.
Всё. Нет пути назад. Всё или ничего.
— Ань…
Она догадалась.
Слова, серьезностью одновременно пугающие и привлекающие вплоть до тряски в голосе, пропали из головы, будто их там и не было никогда. Пчёлкин руку одну освободил из хватки её, гладя женскую ладонь, и нырнул в карман за бархатной коробочкой.
Опустился на колено ровно в тот миг, когда Князева руку прижала к лицу, пряча за ней затрясшиеся в переживании губы.
— Ань… — повторил снова, дав себе секунду, — последнюю — чтоб с духом собраться и произнести, наконец, слова, какие в голове своей много повторял с разными интонациями и уровнями уверенности.
Сердце прыгало от пяток к горлу, когда Витя руку ей поцеловал, побежал губами по запястью.
— Ты лучшее, что со мной случиться могло. Я тебя люблю, Анютка. Я с тобой других не вижу, да и не хочу, не нужны они…
— Поднимись, дурень, — прошипела в слезах и сама перед ним на колени упала, не жалея низов запахнутого пальто.
Влага жгла глаза так, будто плакала вином, когда Аня в локти Пчёлкину схватилась в попытке на ноги поднять. Щёки горели, выпаривая слезинки на ресницах своим жаром, а на языке крутилось одно слово.
— Ань, выходи за меня. Стань женой мне.
Князева услышала, как открылась коробочка где-то рядом с лицом, но за стуком сердца своего, какое кровью налило шею и лицо, не обратила внимания на кольцо. Да какое дело до него!.. Слёзы застелили глаза так, что Аня с трудом веки смогла и разлепить и на мужчину посмотреть.
От прикосновения мёрзлых пальцев с горячим скулистым лицом будто что-то зашипело.
— Вставай, Витенька…
— Родная, ты согласна?
Аня в плаче, какой отчаянно пыталась скрыть, отворачивая лицо в сторону, пыталась за локти его схватиться, чтоб поднять, но штанины брюк на коленях будто с мостовой склеились воедино. Не встанет, Богом, жизнью своей клялся, что не встанет, пока не услышит ответа Князевой, как бы сильно та не старалась на ноги его поставить.
Время, весь его бескрайний поток разделился на «до» и «после», когда Аня всхлипом, полным любви, чистой и светлой, способной Луну на небосклоне сменить Солнцем, ответила:
— Согласна…
И он тогда поднялся. Сначала вскинулась его голова, и Аня, старательно тянущая его вверх, перехватила за щёки, слёзным шепотом молясь на ноги встать, увидела в глазах Витиных блеск — будто небо и океан сошлись воедино, в пространство, которое примет в бескрайность и не отпустит вовек. Потом сам ноги распрямил, продолжая держать в руке коробочку с кольцом из платины и красивой композицией из трёх бриллиантов.
Вздохнул глубоко, чувствуя, что лёгкие стали шире, объемнее в разы, близясь к тому, что затрещать, и прокричал:
— Она сказала «да»!!!
И почти Аня погладила Пчёлкина по щекам, губам, оглушенная ни то криком, ни то предложением, на которое согласилась, правда, «да» ему сказала!.. Но вдруг с другой стороны моста, откуда-то из тени к ним кинулись, крича в радостях… друзья.
Томка и Сашка быстрее всех оказались, налетели на пару с объятьями так, что чуть с ног не сбили. Девушка подумала в секунду, что мерещится, что неправда всё — уснула на диване в гостиной за «Подземельями Ватикана», и всё происходящее было её фантазийными дрёмами…
Но быстро двоюродный брат сгрёб девушку в охапку, вышибая из лёгких воздух, а из головы — глупые мысли:
— Поздравляю, Анька!.. — проголосил над ухом Сашка, похлопывая ладонями по подрагивающим плечам, спине, и с неясной, но очень приятной на слух смесью эмоций позвал сестру новой фамилией:
— Пчёлкина!
— Анюта!.. — прокричала в веселье Ольга, чуть каблуки не ломая на брусчатке. Она быстро Витю, которому на ухо радостно что-то орал Космос, обняла за плечи, до каких едва допрыгивала. И мужа лихо подвинула в сторону, с Томой обхватывая подругу в тиски.