— Мы будем.
Телефонные провода, соединившие мать с дочерью через добрые пятнадцать километров, почти не исказили высоких нот в голове Екатерины Андреевны, когда она, сама того за собой не замечая, проговорила вещь непривычную:
— Люблю тебя, Анечка. Родненькая моя, я поздравляю тебя… Будь счастлива, дочурка.
— Буду, мам, — уверила снова Аня и погладила себя по ногам, кожа которых пошла мурашками ни то от прохлады отступающей на сутки ночи, ни то от усталости длинного дня.
— С Пчёлкиным по-другому и не планирую.
Комментарий к 1993. Глава 11. ❗Радуемся за главных героев, включаем Глюкозу с её “Свадьба-свадьба, кольца-кольца” и в хорошем настроении не забываем писать комментарии 🥰
====== 1993. Глава 12. ======
Комментарий к 1993. Глава 12. ❗ Attention
Прошлая глава не у всех отобразилась по причине моей ошибочной ранней публикации части. Если вы не читали одиннадцатую главу, то, пожалуйста, вернитесь и прочтите её – от нее во многом зависит понимание событий двенадцатой части 🙏🏻
❗ Attention 2.0
Из-за возобновления учёбы я возвращаюсь в старый “график” публикации глав – раз в неделю. Я считаю это самым удобным вариантом как для себя, так и для вас, моих любимых читателей, у которых тоже, безусловно, есть свои дела, своя жизнь. Надеюсь на ваше понимание и благоразумие 💓
Теперь – желаю вам приятного прочтения ❣️
декабрь 1993
Звонок раздался ранним утром, которое бывшая Князева встретила в предрассветных сумерках.
Семьдесят вторая квартира пустовала, когда Аня раскрыла глаза, опустила ноги на тапочки, по дефолту «ночующие» возле кровати, и вместе с отключением будильника поняла, что наступил день свадьбы. Её свадьбы с Виктором Пчёлкиным.
К двадцать третьему году жизни Анна поняла, что была неправильным ребенком, а точнее — неправильной девочкой. В детстве отчего-то все подружки по детскому саду и младшей школе продленного дня чуть ли не наперебой заливались рассказами про принцев, какие обязательно бы увезли девчат в свои за́мки, едва только третьеклассницы превратятся в прекрасных дам. Аня, по детству много о чём фантазирующая, — о крышесносной любви в том числе — как-то раз с мамой мечтами поделилась.
Екатерина Андреевна рассмеялась, ухая на выдохах, и дочери пихнула в руки только полученный учебник первого класса:
— Учись, «прынцесса»! — сказала мать в далёком семьдесят седьмом году.
И, вероятно, Берматова сама не догадывалась тогда, шестнадцать лет назад, — подумать только, как давно это было!.. — что данный ею указ грызть гранит науки станет для тогдашней Князевой, ходящей с двумя пушащимися хвостиками, нерушимой заповедью.
Он, указ этот, превратится в правило, которое нарушит не раньше, чем небеса рухнут на землю. Сойдёт за мантру, какую повторять будет, видя по возвращению с беляевской библиотеки парочку подростков, познающих все прелести и ужасы первой любви. Напомнит о необходимости учиться, а не время на мальчишек тратить, отведёт от юных Ромео с Джульеттой взгляды — малость стеснительные, малость высокомерные, малость печальные.
Всего, в общем, по чуть-чуть.
Оттого Аня и столкнулась с фантазиями о свадьбе только после того, как Витя перед ней опустился на одно колено. Иными словами — когда фантазии перестали быть мечтами и незаметно для самой девушки обернулись реальностью.
Будущая Пчёлкина ходила по свадебным ателье с Тамарой и Ольгой, какую попросила быть подружкой невесты, на вешалки с белыми платьями смотрела и чувствовала себя дурой, когда в ответы на расспросы консультанток лишь пожимала плечами. А что было делать, что говорить, если Аня и малейшего представления не имела, какое платье на себе хотела видеть, необходимы ли были бы фата и кружевные митенки?..
Всё пришлось познавать методом проб и ошибок; Филатова и Белова чуть ли не часы напролёт проводили с ещё-Князевой в примерочных, помогая ей со шнуровками корсетов, давая рецензии на Анины облики, и всё пытались найти «то самое», какое сама девушка плохо представляла — точнее, практически не представляла. Консультантки только успевали приносить-уносить туфли да вешалки, помогая подругам сделать Аню той самой невестой, при взгляде на которую у гостей должно было пропасть дыхание…
Звонок повторился, за собой влеча стук кулака по двери. Анна, последние часы донашивающая фамилию отца, встрепенулась, вынырнула из мыслей-зыбучих песков, и направилась, наконец, в коридор, по ту сторону которого стояла, торопя, Ольга.
Белова, ещё прошлым днём отвёзшая сына к бабушке, вызвалась помочь Князевой в сборах несмотря на все отказы девушки. Утверждала Оля, что на своей шкуре знала, каким долгим и изнурительным был процесс сбора на церемонию бракосочетания, и оттого пообещала, что скорее первую свою скрипку о колено разломает, чем позволит Князевой одной побыть.
Так и сказала. Слово в слово.
Аня стала дверной механизм проворачивать ровно в тот миг, как и Ольга снова кулаком по металлу постучала. Ладонь у женщины была миниатюрной, тонкой, поистине музыкальной, но била по двери так, что, вероятно, грохотом могла мёртвого поднять.
Девушка открыла, пуская Белову внутрь, когда супруга Сашина, по всей видимости, уже воздуха в лёгкие набрала, чтоб по имени подругу позвать.
— Привет, Анютик! — на выдохе улыбнулась Ольга.
Глаза у неё горели не то от волнения, не то от другой эмоции, до которой Князевой додумываться не хотелось. Но, что бы там скрипачка не чувствовала, улыбка бывшей Суриковой малость прогнала мерзлоту декабрьского утра.
— Привет, Оленька, — почти эхом отозвалась Анна, обняла вошедшую. От кожи подруги шёл холод ранней зимы, и дыхание Беловой на контрасте казалось Княжне горячим, почти испепеляющим.
Ольга уже оказалась — почти — при полном параде; глаза у бывшей Суриковой были накрашены, цепляя стрелочками, и из-под выреза утеплённого пальто выглядывало винное платье-комбинация. Жене Сашиной стоило только волосы как-нибудь уложить, губы подкрасить да туфли сменить — и можно было бы Князеву сопровождать под венец.
«Она, интересно, во сколько встала, чтоб так приодеться?.. Или, может, вообще не ложилась?»
— Я уж напугалась, что ты будильника не услышала, — проговорила Белова, проходя вглубь квартиры. Она пальто тёмно-красное — специально, что ли, покупала, прям под платье? — повесила на крючок, на который обычно Пчёла одежду верхнюю убирал, и рассмеялась, проходя в столовую:
— Уж думала Максу звонить, чтоб он поднялся, дверь выбил.
Аня усмехнулась криво ни то на слова о Карельском, ни то от мыслей — даже таких поверхностных, почти затронувших лишь по касательной — о Вите. Она потопала ногами в тапочках, грея их сильнее, и поправила малость шатающийся крючок, коленом упираясь в стульчик, на котором обычно обувала ботильоны и каблуки.
Пчёлкин ещё неделю назад сказал, что готовиться будет у родителей.
Аня долгое время сопротивлялась. Причина была, хоть и одна, но невероятно весома; Ирина Антоновна от одного упоминания близившейся свадьбы сына чуть ли не сразу в слёзы ударялась.
— Не хватало ещё, чтоб будущая свекровь вся заплаканная на церемонию приехала!.. — упрямо говорила девушка, уверяя Пчёлу, что лучше в три утра встанет, чтоб к матери поехать и в квартире на Введенского собраться к свадьбе.
Но Витя остался непреклонен.
Поцелуем глубоким, Ане душу в сладости выворачивающим наизнанку, он все возмущения и возражения невесты перекрывал, как козырными картами бились тузы, в коротких перерывах между своими ласками дикими утверждая, что хочет сюрприз себе сделать:
— Хочу тебя в белом увидеть лишь в зале ЗАГСа у ВДНХ, — шепотом просил в губы у неё; Анна оттого была близка, чтоб растаять наперекор своим принципам. — Позволишь, Княжна?
Противиться она долго не могла.
Девушка прошла в кухню-столовую почти вровень по следам Ольги. Белова уже осматривала стол, на котором Анна оставила недоеденный бутерброд с красной рыбой, полученной по великому блату, и огурцом и чашку излюбленного чая. Сама, не спрашивая разрешения, принялась хозяйничать, потянулась за стаканом, чтоб себе заварить кофе.