Балкон Холмогоровых. Он снова надевает на неё жакет, жестом, становящимся привычным. Курит, что уже точно привычка, вероятно, с класса девятого. Говорят вполголоса, а потом она ему вдруг душу открывает, уверенная, что Пчёла точно ни при чём. А он целоваться лезет…
— Привет, — кинул Витя голосом, который Аня не сразу услышала. Посмотрела на Пчёлкина только спустя несколько секунд и в руки себя взяла, что вышло только со второго раза. Кивнула сдержанно, ответила эхом, но связки будто засохли, отчего её «привет» крайне сипло прозвучал.
Губы, которых Пчёлкин так и не коснулся, отчего-то защипало, как в горечи.
Анна откашлялась. Пчёла прошелся за Космосом в квартиру, едва ли задевая её ладонь своей рукой, а девушка, сдерживаясь, чтобы не зардеться слишком ярко, дверь прикрыла — не на замок; навряд ли бригадиры надолго. Тихим шепотом, какой сама бы не услышала никогда, кинула злобное:
— Дьявол.
Холмогоров стоял посреди кухни — видимо, угол с гарнитуром, плитой, раковиной и холодильником был любимым его местом во всей квартире Князевой. Кос уже снял чайник с газовой конфорки и даже вторую чашечку к кружке Ани достал. С улыбкой немного плутоватой спросил у девушки:
— Чайку сделаешь, а, Аньк?
— А ты сам без рук, что ли? — ехидно уточнила Анна, но всё-таки потянулась на верхнюю полку за жестяной банкой. Пчёлкин хмыкнул в ответ на реплику Князевой, на подоконник уселся. Достал из кармана внутреннего пачку сигарет, спросил, вытягивая из блока одну штуку:
— Покурю, Княжна?
Её «кличка», которая стала слишком часто звучать из уст Вити, снова резанула по слуху Анны, да так, что, вероятно, у неё едва пар из ушей не повалил. Девушка губы поджала; желание запустить банкой прямо в лоб Пчёлкину медленно перерастало в потребность.
— Меня родители Аней назвали, — поправила его Князева. Заметила, как искорки, совершенно бесстыдные блёстки в глазах у Вити мелькнули серпантином, и только сильнее обозлилась с его реакции. Кинула, насыпая чаю в заварник Косу:
— Я не хочу, чтобы занавески куревом пропахли.
— Даже если в форточку?
— Пчёл, убери, — кинул Космос, за стол присаживаясь. Аня заметила вдруг совершенно незначительную деталь, которая в голову отчего-то врезалась: Холмогоров сел за место, которое выбрал ещё при первом визите к Князевой. Почему-то улыбнулась тому. — На улице покуришь.
— Так вы ненадолго?
— Не, Анют, дела в конторе есть, — качнул головой Холмогоров. Анна почувствовала, как одеревенели пальцы, когда она за ручку чайника взялась, заливая кружки кипятком. Ни то от тяжести горячей воды, ни то от мыслей предплечья сразу забились, как при шкалящем напряжении.
Уже не скрывал Космос, чем бригада занималась… Отчего, интересно? Решили, что Князева и так уже догадаться могла? Или прошла «проверку» на прочность после взрыва на Котельнической?
Она села напротив Коса, кинула взор на подоконник в сторону Вити, думая, когда же мужчины заговорят, но оба вдруг замолчали. С мыслями собирались?.. Пчёлкин в окно смотрел так внимательно, словно впервые Москву видел, а Холмогоров за книжку на французском взялся.
Полистал страницы, и с каждой секундой созерцания строк, полных непонятных ему фраз, лишь сильнее вытягивал лицо:
— Вот-те раз! Правда, что ли, так хорошо лягушатников понимаешь?
— Какие отвратительные стереотипы, Космос, — фыркнула Князева и перед мужчиной поставила чашку, от которой валил пар. Он чуть подул, ложечкой постучал по стенкам стакана. — Французы не только земноводных едят.
— Но едят же! Деликатес у них.
— Едят. Но кухня у них и без лягушек богатая, — повторила мысль свою Князева. Пчёлкин хмыкнул себе под нос; вот ведь маленькая сентябрьская зануда!..
Космос махнул рукой и, сильно хлюпая, глотнул кипятка. Потом сразу же рукой у рта замахал, словно ошпарился — хотя, наверно, так и было. Холмогоров вздохнул, на обожженную губу дуя, а потом из кармана пиджака вдруг достал шоколадку.
У Анны брови полезли вверх; когда она последний раз была в магазине, то молочная плитка стоила около девяти тысячи.
С тогдашней инфляцией не исключено, что сейчас цена за двадцать тысяч перевалила.
— Космос, не стоило!..
— Мелочи, — махнул рукой мужчина и снова протянул ей сладость. Князева рот едва ли смогла закрыть; вот это, Кос, конечно, удивил!.. Холмогоров помешал чаинки и, чуть исподлобья на неё посмотрев, улыбнулся едва: — Девочки ведь любят сладкое.
— Это тоже стереотипы, — буркнула Анна, чувствуя, как щёки напряглись от едва контролируемой улыбки, и раскрыла обёртку. — Угощайтесь.
И к Вите обращалась тоже, но он не обернулся даже. Только усмехнулся снова её упрямству умильному и пальцем качнул кисточку, свисающую к его лицу с гардины.
— Не, спасибо, — махнул рукой Космос, на этот раз за двоих.
А потом вдруг снова стало тихо, только ветер едва-едва свистел в раме, напротив которой сидел Пчёла. Анна затихла в ожидании, когда кто-то из этих двоих всё-таки скажет, зачем приехали, но бригадиры молчали.
Потому в миг один, когда молчание стало тяжелее собственных мыслей, роем жужжащих в голове, Князева спросила:
— Как Саша?
— Отлично, — ответил Космос с таким запалом, словно вспомнил вдруг, зачем они с Пчёлой всё-таки пришли. — С Олькой на Котельническую вернулись, теперь решают, как ванную обстраивать будут. Там места знаешь сколько? Самолёты разворачиваться могут!..
— Оля в порядке? — спросила Аня, и сердце её сжалось от собственного вопроса в волнении за сильную женщину, к которой за несколько разговоров успела крепко привязаться. — Хорошо себя чувствует?
— Да, всё тип-топ, — кивнул Холмогоров с какой-то теплой улыбкой. Словно тронут оказался беспокойством Князевой. — Олька сильная, справится.
Анна кивнула. Конечно, справится, конечно, сильная. Теперь бывшей Суриковой только такой и придётся быть, раз решила стать опорой для Белова — мужчины не менее сильного и серьёзного.
Князева постучала ногтями по чашке, но быстро сжала ручку фаянсовую, словно поняла, что может так выдать свои нервы, переживания, с которыми, как думала сама, уже расправилась почти. Отпила крепкого кофе, и только тогда Космос протянул:
— Анька, — и откашлялся вдруг резко и громко, как при пневмонии. Девушка взгляд на Коса подняла, всем телом ощутила, как сокращаться стали желудочки и предсердия, старательно перекачивая кровь десятками литров за один удар.
Мужчина постучал перстнем по столу, мысли собирая воедино, и сказал потом:
— Сашка… занят пока. К тебе заехать не успевает, а позвонить некуда. Телефона-то нет у тебя… В общем, он нас пока прислал. Сама понимаешь. Насчёт Риги спросить.
— Ты хоть слышала, что там творится? — спросил Пчёлкин громче и взволнованнее, чем должен был. Он отвернулся от окна и скрестился взглядами с Аней, что закусила внутреннюю сторону щеки.
Витя помнил день, когда вернулся домой после всей той безумной гулянки. Белый дал несколько часов, чтобы в себя прийти, и сказал к четырём часам вечера к Внуково подъезжать; думал ход конём сделать, суку на чистую воду вывести своим внезапным «отъездом». Витя, не сказать, что очень рад был снятым с него подозрениям, какие на него повесили безосновательно, но не довольствоваться этим не мог. Потому утром, ближе к девяти часам, поднялся в свою квартиру на улице Остоженка, которая встретила тишиной, и решил чуть вздремнуть; уж слишком ныла голова.
Пчёла выпил таблетку аспирина, чтобы к обеду относительно прийти в себя. Включил телевизор в надежде заполнить комнату хоть какими-то звуками. И услышал, что вслед танкам, отправленным в Эстонию, военная техника поехала и в Латвию. В Ригу, что стала бунтовать против режима социалистического.
И тогда мысли о Риге прямой ассоциацией привели его к Княжне, которая рано-рано уехала домой на такси. Княжне, которую поцеловать пытался — как и любую девушку, которая ему хоть немного нравилась.