Но Князева вдруг коротко, но искренне хохотнула; тогда не думала обижаться на прозвище, которое, по сути, и не оскорбляло никак. И Витя почувствовал потепление.
Оттепель.
Девушка погладила по страницам «Даму с камелиями», будто книга была живой, могла ласку чувствовать, но в какую-то секунду ладонь замерла в воздухе, так и не падая на корешок. Вите не понравилось это совершенно. У Анны пальцы дрогнули так, что со стороны даже было заметно.
Голос Князевой показался чужим, принадлежащим кому-то другому, когда девушка вдруг взгляд, в котором от огня радостного остался лишь слабый блеск, подняла на мужчину и спросила:
— Сколько я тебе должна?
Витя сначала вопроса её не понял. А потом будто воздух из лёгких пропал в… оскорблении? Да, это явно возмущение было, какое Пчёле не позволило толком даже слов связать. Он на Князеву посмотрел так, словно девушка одним вопросом этим ему в руки пихнула деньги, какие в середине девяносто первого были одновременно и на вес золота, и обесценивались страшно, за недели превращаясь в бесполезные бумажки.
— Нисколько, — чуть ли не проскрежетал Пчёлкин. Он Анин взгляд встретил, приказывая себе не дёргаться в лишний раз, но перемнулся-таки с ноги на ногу и пояснил вещь, какую объяснять вообще не собирался: — Это подарок, Анюта.
Князева обняла «Даму» в оригинале так, словно она была её спасательным кругом. У Анны адово сохло в горле, слюна казалась пенообразной и слишком густой — такой, что выпиваемое кофе разбавить не смогло бы.
— С какой стати?
— В честь дня защиты детей, — чуть ли не выплюнул Пчёла, за секунду вспомнив, какой праздник сегодня показывался на листе отрывного календаря в офисе «Курс-Инвеста». У Ани уголки губ дрогнули в подобие усмешки.
Малейшей смены эмоций на лице её Вите хватило, чтоб ослабить давление чуть ниже ребёр. Следующую фразу он сказал, почти не тратя времени на подбор «правильных» слов:
— Захотелось порадовать тебя.
Правда сорвалась с языка легко. Аня кивнула мыслям каким-то своим, чуть ли не телом собственным почувствовав, как перекочевала тяжестью истина, которую принять и понять могли только они вдвоём, и снова себя одёрнула.
«Не надумывай, не фантазируй… Сама же потом пожалеешь»
Шепот мерзкой тени, которую Князева старательно душила все прошедшие сутки, будто в безликую сущность материализовался, вставая за спиной Анны, и страхи девушки ей же нашептывать стал. Княжна плечом дёрнула, бо́льшего себе не позволяя.
Она сделала ответный ход — сказала правду.
— У тебя получилось.
Витю будто кто-то невидимый за плечи схватил, лопатки сводя, вынуждая выпрямляться. Они с Аней снова взглядами переплелись. В зрачках у девушки блеснуло что-то светом ламп над покерным столом; прошли секунды, прежде чем Пчёла понял, что искры в глазах у Князевой появились от подобия безобидной усмешки.
Она ему улыбнулась. Господи, действительно улыбнулась.
Пчёлкин в ответ посмотрел на неё с теплотой. Анна на секунду задумалась в попытке вспомнить, ловила ли на себе такой Витин взор раньше, и, осознав, что излишне внимательна вдруг стала к мелочам подобным, захотела себе дать по лбу разом всеми восемью книгами. Только Князева крепче сжала «Даму», чтоб мозги на место вставить путем силового вмешательства, мужчина вдруг выдохнул через рот резковато, больно громко, спросил:
— Чего, Анюта, даже «спасибо» не скажешь?
Она посмотрела на него внимательно, словно искала подвох. Поджилки дёрнулись в коротком натяжении, когда девушка отложила книгу к остальной стопке и развернулась к Пчёлкину.
Поблагодарит. А как иначе? Ведь он подарок ей сделал. Старался, искал… Хотя, и не факт, что сильно упарился, ища книжки в оригиналах. С его-то связями…
Но время же на неё потратил? Значит, стоит хотя бы «спасибо» сказать.
Только вот она слишком расстроена вчерашним днём была, слишком грустила по оставленным в Риге книгам, отчего одного слова явно было мало. Аня запретила себе закусить губы в сожалении от осознания, что у неё только слова и были, и тогда рискнула всё-таки.
Девушка подошла ближе и на выдохе тихом, какой от самой себя скрыть постаралась, обхватила Витю за талию. Сразу почти почувствовала предплечьями кобуру пистолета, припрятанную за рубашкой, но ладоней не убрала. На секунду сердце рухнуло в пятки, едва не трескаясь в падении, только быстро вернулось в грудную клетку.
Анна, наступая на горло страху какому-то своему, положила голову на грудь Пчёле.
На миг мир перед глазами Витиными дрогнул, будто небеса рухнули. Мужчина аж замер, и не думая, что в девушке, которая ему макушкой до подбородка на каблуках чуть доставала, будет столько сил для объятья крепкого. Но сразу, как Князева к Пчёлкину притёрлась, как его сердце под ухом у девушки оказалось, Витя в кольце рук своих её спрятал почти с отчаянностью.
Так обнял, будто, стоило им разорвать объятье — и не увиделись бы больше никогда.
Пчёла выдохнул, словно сами мысли эти боль причиняли, и глаза прикрыл, думая подольше протянуть этот миг, чтобы потом мыслями вернуться в коридор её квартиры и снова, снова ощущать девушку в своих руках, дыхание Анино где-то в складках рубашки.
Девушка постояла недолго, а потом вдруг почувствовала, как несвойственный ей азарт выбросил в кровь адреналин. Тот самый гормон, который, как Пчёлкин утверждал, для жизнедеятельности необходим. Анна чуть призадумалась; голос разума орал, чуть ли не до сипа разрывая связки, что не стоит Князевой играться с судьбой, раззадоривать её, но чем дольше она стояла в объятьях Вити, тем тише и дальше звучали все доводы.
Она пожалела бы, вероятно, через час о совершенном. Но это было бы только через целый час, через целых шестьдесят минут!..
Князева оттолкнулась назад, пальцами упёрлась в сгибы локтей Вити и приподнялась на носочках, оставляя на щеке Пчёлкина поцелуй.
И всё бы ничего — поцелуй в щеку, почти что дружеский ведь жест!.. Она остальным бригадирам, Косу с Валерой, такое ещё со свадьбы Сашиной позволяла без задних мыслей. Только Витя, едва заметив приближение Анны к своему лицу, изловчился и голову повернул. Раньше, чем осознал сделанное, почувствовал на своих губах губы Князевой.
Прикосновение было совершенно невинным, почти что детским, случайным, но девушка сразу же перестала к Вите тянуться. Стыд жаром прошелся по коже Ани, что сразу от прилившейся крови стала красной.
Поцеловались, всё-таки. Добился своего Пчёлкин.
А Витя стоял перед Князевой, понимая, что током тряхнуло знатно от короткого касания. Словно через него все двести двадцать вольт провели. Сердце затихло, — думало разорваться, не иначе — а сам Пчёла посмотрел на Анну. Посмотрел в попытке прочитать её мысли и эмоции во взгляде, в попытке предугадать, как отреагирует…
Князева только стояла, не шевелясь, и тогда Пчёлкин снова её поцеловал. Так, как хотел поцеловать ещё на балконе у Космоса. Так, как не целуются в случайном прикосновении маленькие дети.
Он схватил Анну за шею, на себя дёрнул, будто Князева вырваться пыталась. Кончиками пальцев зарылся в пряди, ещё сырые после душа, второй ладонью талии коснулся. А сам ртом прижался с жадностью, словно только через лёгкие девушки дышать мог, и языком раздвинул Анины губы.
Ожидал сопротивления встретить, но Анна, что в его руках неподвижной статуей оказалась, через какие-то мгновения, отдавшие в виски ощутимыми сердечными сокращениями, вдруг пальцы рук вдавила в его щёки и раскрыла рот, позволяя языкам переплестись.
Пчёлкину от взрыва чувств под рёбрами захотелось умереть. Вот прямо сейчас. Это был бы лучший его конец.
Но он только крепче сжал Аню. В тот миг Витя позволил все мысли свои воедино собрать и понять, признать, что Князева ему нравилась. Теперь точно это понимал, так, что прокричать ей об озарении своём прямо в губы захотел, но воздержался. Пчёла только голову Анны чуть запрокинул, чтобы глубже поцеловать, едва ли не выпивая дыхание девушки своими ласками.