Выбрать главу

Князева усмехнулась ему в ответ, чувствуя, как порохом взрывались нервы от короткой ласки мужской ладони. Она проверила окно, развязала узелки халата мелко трясущимися пальцами.

Она повела плечами, снимая с себя халат, в майке и шортах оставаясь. Сидящий на кровати Витя смотрел на неё, на Княжну свою так, наверно, ни один мужчина не смотрел — с замершим взором, расширившимся зрачком и руками, пальцы которых сжались на каркасе кровати.

На сердце, несмотря на переживания, волнения, стало вдруг сладко от этого взора. Так ощущалась смесь дёгтя с мёдом.

Аня прошлась к кровати и залезла под одеяло, что кончалось ровно у баррикады из покрывала. Пчёлкин вздохнул, откровенно не понимая, как его жизнь вообще к такому привела, и вытянул из шлевок ремень. Брюки снимать не стал, чтобы девушку совсем не смущать, и лёг в постель.

Подушка под его головой пахла духами Князевой. Витя посмотрел в потолок, что вдруг стал казаться недосягаемым, и вздохнул снова. Он чуть помолчал, а потом мыслям своим усмехнулся так выразительно, что Анна спросила сразу:

— Что смешного?

— Да так, — мотнул головой Пчёла, но, услышав скрип каркаса слева от себя, пояснил обернувшейся на него девушке. — Просто интересно получается! Девчонки обычно на первом свидании не целуются, а мы с тобой в одной кровати спать будем.

Анна на миг затихла, а потом осознание происходящего настигло её холодом, отступая жаром. Ведь, по сути, Пчёлкин прав — он только сказал, что Князева нравится ему, и та уже пригласила в спальню.

«Твою же ж мать…»

Ей захотелось вдруг Витю придушить. Или, наоборот, чтобы он Ане воздуха глотнуть не дал.

Девушка чуть помолчала под внимательно-шутливым взглядом бригадира и, ощутив, как вспыхнула кожа под одеялом, кинула:

— Да ну тебя, Пчёлкин!

Он рассмеялся в звонкости, что собственная шутка особо порадовала, но быстро затих. Пчёла посмотрел на плечи Ани, что к нему развернулась спиной. Бо́льшего за баррикадой не увидел.

Витя перевёл дыхание. Шепнул:

— Спокойной ночи, милая.

Князева не ответила в первые секунды, но потом, носом зарывшись в подушку свою, сказала всё-таки с сердцем, стучащим где-то в горле:

— Сладких снов…

Девушка сдержалась, чтоб наволочку не закусить, чтоб не назвать Пчёлкина каким-нибудь мягким прилагательным, и лицо спрятала в руках. Витя того не увидел, и Анна, этим радостная, попыталась уснуть.

Пчёла же за спиной её долго лежал, в ночи разглядывая разбросанные по подушке волосы Князевой.

И тогда ему всё равно стало на смехотворность пледа, что лежал между ними стеной. Всё равно на осознание, что Князева в ответ в чувствах не призналась, что просто уснула, не целуя Пчёлу ночь на пролёт. Ведь Витя лежал в кровати с девушкой, которая успела поселиться в его голове, ароматов духов и воспоминаниями попасть в мысли, вплетаясь в молекулу ДНК.

И это в какой-то степени было куда интимнее секса, который Витя любил, откровеннее жарких движений и финалов, какие его только настигали.

Пчёлкин повернулся на другой бок. В сорок третьей квартире стало тихо.

Комментарий к 1991. Глава 14. По сути, Витя Ане признался в чувствах. А она, по сути, ответила))

На данный момент работа является “Горячей”, что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы 🥰 Буду рада обратной связи, очень хотела бы обсудить с вами часть 😉💗

====== 1991. Глава 15. ======

— Дьявол!..

— Чего ругаешься? — спросил Витя, подходя к девушке со спины.

Анна стояла у зеркала и закручивала тушью ресницы, молясь только о том, чтобы щеточка случайно не ткнула ей в глаз, чтобы слёзы не потекли. Она и так безбожно опаздывала на встречу с Ольгой, а тут ещё и глаз будет красный, как от конъюнктивита!..

Пчёлкин, у которого рубашка расстегнута была, обнял её за плечи, локтем упираясь во впадинку ключиц, и чмокнул девушку в висок. Луч солнца лежал на полу, грел ноги, отражался от нижней части зеркала, чуть слепя. У Анны губы большими от вчерашних поцелуев стали, и та радовалась, что Витя в шею целовать её не пытался; замазать потенциальный засос, похожий на тот, что сама Князева оставила возле кадыка Пчёлы, она бы не смогла, а надевать в почти что тридцатиградусную жару водолазку с горлом было явным самоубийством.

Пчёлкин улыбнулся ей через зеркало и погладил большим пальцем по плечу, неприкрытому лямками платья. Князева на него в ответ посмотрела, губы поджимая, чтоб не лыбиться слишком широко и оттого глупо, докрасила, наконец, несчастные ресницы и наклонила голову, проверяя, чтобы тушь на веках не отпечаталась.

— Я опаздываю. Сильно.

— Тебе куда?

— На Лубянку, — сказала девушка, надеясь, что не спутала площадь у Большого с Дубровкой — у неё отчего-то ещё со школы эти места были одним и тем же — и потянулась к косметичке, сменяя тюбик туши на помаду.

В то утро Аня не красным губы красила, а чуть розоватым блеском пользовалась.

— Так давай подвезу, — предложил Пчёла и чуть раскачался на месте, вместе с собой и девушку покручивая, как в подобии школьного медляка. Она кивнула с приоткрытым ртом, прокрасила губы вблизи слизистой, и потом на плечо мужчины запрокинула голову.

Витя на неё сверху посмотрел и коротко поцеловал в носик.

Анна зажмурилась, вдруг ужасно пожалев, что советские умы пока додумались лишь до создания телефонов проводных, и даже те далеко не у всех в Союзе были. Но, будь у Князевой телефон такой, как у бригадира, то она обязательно до Ольги бы дозвонилась, попросила встречу хоть на полчаса позже перенести, чтобы с Пчёлкиным побыть.

Не хотелось расставаться совсем. Сегодняшнее утро они провели, как в завязке западной драмы, которые Аня смотрела редко, предпочтение отдавая советскому кинематографу. Но, как бы то ни было, проснулись они рано и поняли, что за ночь баррикада из одеял сбилась комом где-то в ногах Князевой, а сам Пчёлкин к Анне близко-близко лежал, так, что чуть руку бы протянул — и обнять бы смог. Потом на завтрак пирожки ели; спустя сутки они отчего-то казались вкуснее.

Когда Аня проходила мимо Пчёлы в сторону раковины с пустыми чашками в руках, в распахнутом халате, с волосами, спутавшимися ото сна, у Вити что-то внутри щелкнуло внутри. Будто ручник повернули.

Он за локоть Князеву поймал, сам с места встав, и на стол её усадил. А потом целовал долго, чуть ли дыхание не выпивая своими ласками, от которых у Княжны мелко затряслись пальцы, и волосы всё Ане перебирал, укладывая девушку на спину, поглаживая выгибающуюся поясницу…

Анна не помнила, когда в последний раз так часто с кем-то целовалась. Так часто и каждый раз, как в первый, жадно.

Пчёлкин вытянул её из мыслей тем, что взглянул на запястье руки, обнимающей Князеву за плечи. Солнечный свет отразился от циферблата более чем достойных часов, ослепив Аню на миг, и она спешно принялась расчесывать волосы.

— Сейчас без двадцати одиннадцать.

— Чёрт!..

— Ну, Анют, не кипятись! — протянул Витя и сам принялся рубашку застегивать. Засос на шее отдавал цветом, какому, наверно, ещё не дали названия, но сам бы Пчёлкин описал его светло-буро-коричневым.

Он поправил рукава, когда Князева откинула со лба прядь и пронеслась в сторону ванной комнаты, где на зеркале у неё стоял флакон любимых духов, и кинул девушке вслед:

— Домчимся с ветерком! Чего ты переживаешь, правда?

— Не хочу заставлять Олю ждать.

— О, так ты с Суриковой? — с приятным удивлением уточнил Витя, с намеренной неспешностью потянулся и уверил: — Тогда не волну-уйся, ми-илая, у нас есть дополнительные сорок минут то-очно!

Анна в ответ только рассмеялась и поправила пояс платья в чёрный горох. Она думала мимо одевающегося Пчёлы пройти, чтобы не задерживать ни себя, ни его, только вот Витя не считал двадцать минут, оставшиеся до встречи, малым временным промежутком. Словно у них времени был вагон, Пчёлкин, не застегнув верхние две пуговицы, поймал Аню снова за руку.

Девушка остановилась, ощутив пол вдруг очень холодным. Пальцы босых ног почти не смогли согнуться, когда она, в ответ расслабляя руку, вдруг подалась вперед, уложила голову на грудь Вити. Лишь через секунды, отдавшие одним единственным ударом сердца, Аня подумала, что, может, лишнего себе позволяет.