— Ты в контору собрался?
— Тебя до машины провожу. Потом вернусь, — ответил мужчина и, щёлкнув дверным механизмом, повёл Аню к лифту. Ладонь положил на поясницу Князевой.
Когда створки кабины открылись перед ними, и девушка нажала на кнопку первого этажа, Пчёлкин опёрся о стену, исклеенную объявлениями, на выдохе признался:
— Хочу тебя сам довезти.
— Не получится. Ты сам видишь, — повела плечом Анна в каком-то раздражении, непонятном даже ей самой; так ощущалась нежеланная, слишком ранняя разлука. Она на Витю взглянула, который в грязном свете жёлтых ламп казался уставшим, и произнесла, будто жалуясь — нехарактерно для самой собой:
— Саша вон какой злой.
— Он за тебя переживает просто, — махнул рукой Пчёла, говоря с улыбкой. Князева, если лицом к нему стояла, по уголкам губ, приподнятых в натяге, явно бы поняла, что Витя не пытался Сашу оправдать. Он сам невероятно злился на Белова за его излишнюю внимательность, интерес к Князевой.
Аня, следя за панелью, показывающей смену этажей, усмехнулась злобно и кинула:
— Нет повода беспокоиться, — а потом в глаза Вите посмотрела и совсем по-другому сказала: — Я же с тобой.
Кабина чуть шатнулась между восьмым и седьмым этажом на кривоватом тросе. У них синхронно что-то дёрнулось в районе левого предсердия. Такое простое признание разом в голову дало, пьяня сильнее коньяка.
Витя вздохнул; воздуха в лифте оказалось мало.
Захотелось неимоверно Анну в стену вжать.
— Дьявол, — шепнул, сдаваясь, и, не нажимая на кнопку с красным «STOP», поцеловал Князеву. Она от неожиданности сцепила крепко губы и глаза шире раскрыла, но свободной рукой за шею всё-равно обняла.
Прямо в поцелуй, больше напоминающий случайное твёрдое прикосновение губ, прошипела:
— Витя, нас Белый убьёт, если мы не спус-стимся!..
— Так мы же спускаемся, — кинул Витя и руками обнял за талию жестом уверенным, смятым лишь из-за тесноты кабины. Аня рассмеялась вдруг тихо, почувствовав, как её вверх потянули ласковые ладони, привстала на носочки. Она расслабила, наконец, губы, когда рукой с папкой документов между пальцами прижалась к щеке Пчёлкина.
Внутренние органы потряхивало ни то от поцелуя, привычного и нового одновременно, ни то от кабины лифта, спускающейся по железному тросу.
«И не поспоришь ведь — спускаемся…»
Князева глубоко вздохнула, когда Пчёла прижал её так, что изогнулась. Губы растянулись в улыбку широкую, и Анна обрадовалась вдруг, что забыла в сумку положить помаду, что не накрасилась, ведь иначе бы щёки и себе, и Вите испачкала.
И Саша бы, вероятно, взорвался сильнее Чернобыльской электростанции, когда увидел бы помаду, размазанную по бесстыдным лицам сестры и друга детства.
Лёгкий поцелуй, отличный от множества других, теснил рёбра эмоциями, от которых можно было улететь куда-нибудь в облака. Анна услышала, как ругнулся тихо Пчёла, и, усмехаясь в ответ, в ласке скользнула языком по нижней губе мужчины, сама приподняла колено, им притираясь к внутренней стороне его бедра.
— Чертовка, — шепнул в напускной злобе Витя. Он дыхание перевёл так, что Князевой стало жарко в кабине на четверых человек максимум, и ладони опустил, кладя их на ягодицы девушки.
Анна поклясться могла, что на бёдрах остались следы рук Пчёлкина, какие никто, даже она сама, не увидел бы, но какие чувствовать будет ещё несколько десятков минут.
Девушка скользнула от затылка мужчины к его шее, погладила и поняла, что могла бы пару-тройку верхних пуговиц расстегнуть. Но лифт остановился, вместе со своим движением останавливая и желание сжать в кулаках только что поглаженный воротник.
Они отошли друг от друга, отскакивая магнитами с одинаковыми зарядами, к разным стенам кабины ровно в тот миг, когда створки открылись. На них во все глаза, увеличенными диоптриями очков, уставилась какая-то старушка.
Ане вдруг захотелось смеяться, но она лишь поджала мокрые от поцелуя губы и поправила волосы ладонью.
Пчёлкин откашлялся коротко и, оглянувшись, взял девушку под локоть. Вывел из кабины, по окружности обошёл бабушку с авоськой, заполненной приправами, зеленью и фруктами, и даже не обернулся, когда соседка с нижнего этажа выразительно покачала головой. Князева же содрогалась беззвучно, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться во весь голос, чтобы смех собственный не отразился от стен подъезда, не добрался до верхних этажей.
Отчего-то она чувствовала себя школьницей, застуканной учителем на дискотеке со старшеклассником, который вечно ходил с синяками на лице, с сигареткой за ухом и славился плохой репутацией.
Хотя, так, наверно, в какой-то степени и было.
Витя остановился у стены, смежной с наружной, когда створки лифта за Галиной Дмитриевной из шестьдесят первой квартиры закрылись. Он увёл Аню в тень подъезда, чтобы их Белый не увидел случайно, и к себе потянул, позволяя девушке себя к стене прижать.
Из полумрака парадной на Князеву посмотрели полные азарта глаза, по цвету напоминающие ещё нераспустившиеся васильки.
— Анюта, у нас с тобой есть ещё… — он запричитал себе что-то под нос, пока рассматривал циферблат золотых часов, восседающих на запястье. Потом девушку взял за пальчики. — Ещё минута.
— Оперативно, — хмыкнула Аня, выглянула на пространство перед подъездом.
Лавочка была пуста, а парковка, на которой, вероятно, и ждал их Белов, из-за угла не просматривалась.
Пчёлкин её к себе притянул, снова коротко поцеловал, словно у него потребность ужасная была до Ани, и, когда девушка засмеялась, думая в шутку пристыдить, назвать его совсем бессовестным, отстранился:
— Позвони, как сможешь.
— Ты ко скольки освободишься? — спросила Князева. Она взяла в руки свои руки Витины. Ему захотелось вдруг каждый палец ей поцеловать, огладить.
— Для тебя время найду. Звони. Не отвлечёшь.
— Я не про это, — сказала девушка, отведя глаза в сторону. Дрогнул коротко голос, когда поняла, что, на самом деле, именно про «это» говорила. — Я про то… Увидимся сегодня?
— Разумеется, — Пчёла кивнул. За плечи обнял так, что его рука почти идеально легла на спину Князевой, и сказал потом, к ней чуть наклонившись: — Говорю только — позвони. Решим, что делать вечером будем.
— Позвоню, — кивнула Аня и посмотрела в сторону залитой утренним, но уже крайне жарким светом улицы Остоженка. — Пошли. Мало ли, вдруг у Саши часы на минуту спешат?
Комментарий к 1991. Глава 17. Автор закрыл сессию, чему очень рад! Невозможное оказалось реальным. Чувствую себя суперменом 🤪
На данный момент работа является «Горячей», что позволяет читателям по прочтении оценить главу при помощи стандартной формы🥰 Я буду очень рада вашим комментариям и объективной критике❣️
====== 1991. Глава 18. ======
Сразу, как Пчёла усадил девушку в машину Белова, напоследок ухитрившись забрать у неё ещё один поцелуй, как у Саши сигарету одолжил и в подъезд ушёл, куря, Анне стало не по себе. Салон «мерседеса» показался клеткой — дорогой, обитой чёрной кожей и пахнущей табаком клеткой.
Только за Белым закрылась дверь автомобиля, который он завёл сразу и направил по Остоженке, тишина ударила по ушам так, что захотелось схватиться за голову.
Она с детства не любила Сашу молчаливым. У Белова, по всей видимости, с рождения такое… качество было — когда он ничего не говорил, то взгляд становился тяжелее самого тугоплавкого металла, и воздух едва не искрил. Анна сразу чувствовать себя виноватой начинала, когда двоюродный брат в «молчанку» играл, отчего возникало желание вернуть прежнего, веселого Сашку одним извинением.
В детстве она часто кидала это несчастное «прости». Хотя, будучи маленькой, и не понимала сути слова, которое должна была произносить, лишь когда действительно считала себя виноватой. А не просто так, лишь бы тишину чем-то заполнить.
Князева прикусила язык в последний момент, останавливая привычный ход механизма извинения. Просить прощения было не за что — она ничего плохого Белову не сказала, не обидела его никак, Ольгу ни коем образом не оскорбляла, так что… Не стоило оно того. По крайней мере, сейчас.