— Именно. Этот болван как-то на международку вышел, прикинь только!.. Каких-то французов нашёл, которые согласились у него алюминий купить; по переписке, я понял, недолго торговались. Артурчик наш деньги вперёд взял. А когда пришло время отдавать металл, появились мы. Алюминий отжали.
Под лёгкими у Вити стало тесно. Так ощущалось желание закричать громко.
— Вот же ж блять!..
О рёбра клокотало так, что отдавало в горло и подвздошную вену. Пчёла почесал голову; захотелось безумно письмо порвать, будто оно во всём виновато было, и об обрывки потушить сигарету.
— Понимаешь теперь? — задал Валера явно риторический вопрос. — Лапша неизвестно какую сумму заломил, что этот французик ещё тридцатку сторговал!
— Я понять не могу, в Париже дефицит алюминия, или что? — раздраженно растрепал волосы Витя. Помолчал, вынуждая себя думать быстрее, активнее, словно уже через минуту к нему предок Наполеона явится с претензиями своими, и выдал:
— Не понимаю. Ну, никак! Нахрена они так в Артура вцепились, если он потребовал больше, чем вышло бы легально?
Он на Фила взглянул так, словно друг мог знать ответ. Валера затих, и взгляд его злой от вскрывшейся подставы, о какой, вероятно, даже сам Лапшин не догадывался, стал осознаннее. Пчёла же, распаляясь, продолжил:
— Ну, серьёзно. Зачем им у какого-то русского частника перепокупать металл, который они в глаза не видели, за несколько десятков тысяч, если можно примерно за ту же сумму купить по закону?
Филатов дёрнул щёкой в сомнении:
— Думаешь, подстава?
— Не берусь утверждать, но выглядит… просто тупо.
Валера чуть помолчал, руку вытянул, прося обратно письмо. По нему пробежался взглядом, про что-то думая, а у Пчёлы в голове снова мысли закружились. На этот раз ловились и складывались они воедино чуть более желанно.
Лапшин, сука такая, видимо, ещё много раз о себе напомнит своими «договорами». Всплывёт ещё, покажет себя. Прямо как дерьмо по весне.
Витя хмыкнул своему сравнению и злобно закусил внутреннюю сторону щеки.
Артурчик, значит, бабки получил, а алюминия не отдал — жучара эдакая. И хотя французы, если Витя правильно всё понял, и поступили максимально глупо, но их было жаль. По-партнёрски жаль — отвалили сумму дикую, и металла не получили. Конечно, неприятно.
Причём, для обоих сторон. Ведь дело даже не в том, что бригада Белова компанию у Лапшина отжала, лишая груза из Таджикистана, а в том, что Артур, «Курс-Инвест» им «передавая», о сделке промолчал.
Теперь придётся этот вопрос как-то решать самим.
— Ты чего про лягушатников-то вспомнил? — спросил Пчёла, выкуривая из сигареты последнюю затяжку. — Просто документы смотрел, или эти мсье объявились?
— По телефаксу связались, — ответил Валера, не оторвав взгляда от листа. — Говорят, если через две недели состав под Марсель не придёт — прилетят убивать.
— Удачи им, — хмыкнул Витя. — Что, Бородина не хватило?
Фил так же мрачно хохотнул, письмо отложил. На Пчёлу посмотрел, как на равного, и чуть на спинку кресла откинулся. Он постучал пальцами по столу, набил какую-то незамысловатую, но быструю — точно нервную — мелодию:
— Чего делать будем?
— Вероятно, будем драться, — пожал плечами Витя. Почти равнодушно, даже буднично.
— Может, всё-таки, стоит попытаться поговорить?
— Что, кулаки размять не хочешь? — усмехнулся Пчёла и поднялся на ноги, не осознав, когда колени успели так одеревенеть, стать практически парализованными. Он встряхнулся.
— Хочу. Только вдруг выгоднее будет с ними договориться?
— Не знаю, — признался Витя и, наконец, докурил. Он потушил о подошву сигарету и бросил окурок в ведро с чайными пакетиками и обрывками исписанной бумаги. — Надо это всем вместе решать. Кос где?
— Вроде, стрелять кого-то уехал.
Пчёла цокнул языком, потом подошёл к двери и остановился на пороге. Людка вскочила с места, когда Виктор Павлович её пальцами подозвал и приказал, едва не чеканя:
— Холмогорову позвони. Скажи, чтобы после дел своих сразу сюда ехал.
— Хорошо, — кивнула девушка и снова неестественно сильно и быстро покраснела от произнесенной вслух фамилии. Витя на это посмотрел уже не так заинтересованно.
Секретарша замялась на миг, набирая на служебном телефоне номер, какой, вероятно, знала назубок, и уточнила у Пчёлкина:
— А… Александра Николаевича стоит поторопить?
Пчёла на часы посмотрел; с момента расставания с Анной прошло полтора часа. Вряд ли Саша всё это время сестру песочил, читая нотации, в главную идею которых сам не особо верил.
У него сухо-горько стало в горле, когда Витя выхватил из пиджака личную трубку, посмотрел на маленький квадратный экранчик. Очень хотелось увидеть случайно пропущенный вызов — хотя, если подумать логично, и не мог не услышать трели телефона, всегда находящегося на максимальной громкости.
Князева на связь не выходила.
Пчёла подумал лишь секунду. Потом на Люду посмотрел и, оттянув ворот поглаженной Аней рубашки, сказал:
— Поторопи.
Комментарий к 1991. Глава 18. Я крайне благодарна читателям, дающим мне обратную связь по произведению. Буду очень рада узнать ваше мнение о главе, выслушать впечатления и объективную критику; работа считается «Горячей», что позволит вам оценить главу при помощи стандартной формы 🥰
Жду ваших комментариев! Дальше – больше ❣️
====== 1991. Глава 19. ======
сентябрь 1991
Вместе с началом новой рабочей недели пришел и сентябрь. Дети продолжали выходить на прогулки вечером, оставляя дома курточки и ветровки, но середину дня проводили за партами. Часов в двенадцать на площадке под окнами квартиры на Скаковой было тихо. Лето не хотело сдавать позиции, передавать бразды правления промозглой осени, окрашивающей листья деревьев в красный и поливающей бульвары ливнями.
Иными словами, погода откровенно баловала.
Но это Князеву только радовало. Она московскую осень не любила никогда — сразу вспоминалась простуда, исправно настигающая в середине сентября — начале октября.
Анна стояла на небольшом круглом подиуме в нижнем белье и даже малость мёрзла от вентилятора в углу. Работница какого-то достойного ателье, советуемого Ольгой, надела на неё приятный к телу халатик. Девушка, на рубашке которой держался бейджик с именем «Наталья», повесила на локоть почти готовое атласное платье, отошла за швейную машинку, прятавшуюся в небольшой комнатке за примерочной.
Сама Сурикова сидела на низком диване, размешивала в стакане остатки шампанского и на Князеву смотрела с какой-то извиняющейся улыбкой:
— Нехорошо получилось, — чуть наклонив голову, протянула Ольга.
— Что именно? — задала резонный вопрос Аня, спустилась к подруге. За окном во всю стену виднелись верхушки Третьяковской галереи; если бы не шестой этаж, на котором расположилось ателье, то Князева бы застеснялась жутко, боясь кого-то в окнах во всю стену встретить, и прикрылась первой попавшейся тканью.
Белова взгляд потупила, поясняя:
— С платьем, — и пригубила шампанского. — Не знаю, что с девчонками случилось. Мне Инга отличное свадебное платье сшила, всё сразу по фигуре подобрала. Но, видимо, стала штаб расширять, набрала новеньких швей, которым до неё ещё работать и работать.
Князева хмыкнула. Ольга, наверно, подумать могла, что она её сожалениям поддакивала, коря за безалаберность швей. На деле Анна смеялась.
— Я до сих пор не понимаю, зачем это всё надо было, — призналась девушка и опустилась на диван неподалёку от Оли. Взглянула на свой бокал с шампанским, оставшийся нетронутым. Из алкоголя вовсю испарялись газики, отчего, вероятно, шампанское могло напомнить… забродившее белое вино.
Аня повернулась обратно к окну, дарившему панорамный вид на столицу. На улице было не так жарко, как в августе, — на том же дне рождении Валеры Филатова, отмеченном около двух с половиной недель назад — но все ещё слишком тепло для алкоголя.
«Если и выпью, то голова потом будет болеть неистово»