Вите лёгкие скрутило усилившимся желанием закурить, и тогда он кинул, снимая-ставя пистолет с предохранителя и обратно:
— Видимо, знак, — и, поймав взгляд Коса, пояснил и без того ясное: — Будем решать вопрос так, как решаем обычно — не словами. Делом.
— Стрелять планируешь?
— А что, другие варианты есть? — спросил Пчёла, раскинув в стороны руки с огнестрелом. Он пожал плечами, когда никто ему не ответил, и продолжил, только сильнее уверивая в свою идею:
— О чём мы с этим хером французском договоримся без переводчика? Аристархович же предупредил, что Делаж без своего помощника прилетит, как его там — Божю, Бюжо?.. Хер знает.
Холмогоров дёрнул скулистой щекой и с Валерой переглянулся, глазами спрашивая, что он думал. Фил в ответ на Саню покосился, словно на него ссылался. А Белов всё так же смотрел в пустоту куда-то, гоняя в голове мыслишки, какие не озвучивал — пока.
Молчание звучало почти единогласным согласием. Витя тогда совсем распалился:
— Будто в первый раз, ну, правда!.. — почти фыркнул, думая сбить колебание с бригады. — Учить вас, что ли, надо? Пистолет к виску — и сразу поймёт, чего хотим, без перевода обойдётся. И металл ему уже не нужен будет, вот увидите!..
— Ты такой интересный, Пчёла, — хмыкнул, наконец, Белый и с места поднялся. Взгляд у него был всё так же мутен, — видно, ото льда в глазах, туман дающий контрастом своим — но говорил Саня уверенно:
— Ты думаешь, что Делаж такой простой и наивный, что без ружья прилетит? — усмехнулся Саша и щёлкнул зареванной Люде, которая лишнего вздоха сделать боялась: — Кофе сделай.
Та антилопой кинулась на кухню, но так же старательно грела уши в соседней комнатке, когда Белый, спровадив девчонку, сказал ни то Пчёле, ни то всей бригаде своей:
— Ну, пригрозишь ты ему, допустим. А дальше что? Думаешь, он в ответ не пальнёт?
— Резонно, — хмыкнул Космос, но на Белого посмотрел с ещё бо́льшим сомнением, чем на Витю. Дёрнул щекой.
— Но, Сань, он прав. Никто по-французски тут не «андерстенд». Чего говорить-то будем?
Белый с секунду не подвижен был, словно в последний миг все «за» и «против» взвешивал. А Пчёла будто в руках держал голый провод под напряжением, который кинул, блять, в Байкал, не меньше — вот как его тряхнуло от мысли, какую он не ждал, какую не хотел ни сам озвучивать, ни слышать от других.
— Пчёл, сходи, покури, — указал ему Саня.
Он понял. Но не вышел — ещё чего. Нервные окончания в мозгу грозились взорваться щепотками тротила, но Пчёлкин в ответ Белову так же приказал:
— Саня, не смей.
Белов дёрнул щёкой. Маска «босса» щёлкнула на лице Саши кожаными ремнями, какими даже психов в Кащенко не вязали к постели. Вернув себе самообладание, какое минуту назад рисковал потерять, он указал пальцем на Космоса:
— Ты всё так же едешь в Шереметьево. Можешь сейчас уже двигать, чтобы без пробок добраться; Ленинградское через минут сорок встанет на разъезде с МКАДом так, что рискуешь опоздать. Конвой с собой возьми, — и чуть запнулся, прежде чем сказать:
— С Делажем поздоровайся, но не говори больше ничего. Пускай не расслабляется особо.
Холмогоров слушал, молча. Всё понял — ведь все ясно и просто. Кос не моргал даже, боясь что-то упустить; явно хотел остаться ещё, чтобы весь план Сани услышать, но Белов молчать решил до тех пор, пока друг из конторы не уедет.
Тогда мужчина, выдохнув, проверил пистолет за рубашкой, поднялся на ноги. У самого порога он набрал повторно Макса и махнул рукой, не прощаясь.
Только когда шаги Коса раздались на лестнице, Белый обернулся к Валере.
— А ты, Фил, бегом на Патрики. Аньку перехвати и подвози её к Ильинке к восьми.
— Саня, не смей.
Слово в слово повторил, но Белый в лице не поменялся. Пчёле до последнего хотелось верить, что он ослышался, что Саня другое что-то сказал, а с ним игрались взвинченные до предела нервы. Только вот Белый быстро Филу махнул, веля торопиться.
У Вити земля под ногами обратилась в пыль.
— Белый, ты чего удумал, мать твою?
— Задницы наши спасаю, — огрызнулся в ответ и пошёл навстречу Пчёле, загораживая ему проход. Не смог бы кинуться наперерез Филу, остановить бы не получилось Валеру, у которого лицо будто серее стало.
Белый стал преградой. Во всех смыслах.
— Каким образом? Спасаешь нас, втягивая в это дело девчонку?
Он своего голоса бы не узнал — вот как шипел Пчёла, сдерживаясь, чтобы кулаком на Белова не замахнуться, не подправить ему физиономию перед встречей, какую поставил выше всего — в частности принципов двоюродной сестры.
— Ты не попутал, Белов?!
— Ты так говоришь, Пчёл, словно у тебя девять жизней, — так же ему Саша прошипел, не замечая, как замерла в дверях Люда, проводившая взглядом Валеру Филатова. Секретарша побоялась каблуками ударить слишком громко, чтобы внимание на себя обратить, когда Саша вдруг тон поднял, на указывающий крик переходя:
— Всех не подставляй только!
Это Витю взбесило, словно ему на язык растолкли таблетку озверина:
— Это я тебе сказать должен! Аню-то нахера в переговоры впутывать?!
— Где мы за полтора часа переводчика достойного найдём, а? — проорал вдруг Саша. Витя затих на миг не столько от крика, вызывающего мелкий писк в ушах, как от мысли, что воплями Белый просто хотел его морально расшатать, подмять под себя.
Это Пчёле придало сил ругаться отчаяннее:
— У нас, что, связей нет? Или все дядьки из области и за её пределами, с которыми мы теперь в ладах, не могли подсказать кого?
— Ты с ними бы потом как расплачивался, скажи мне? — спросил в разы тише Белый. Витя разгоряченным умом быстро понял — манипуляция, в самого умного играет. Сука.
— Ты лучше меня знаешь, Пчёла, на какой ахренительный счётчик ставят за такую «помощь».
— Это, блять, единственное твоё оправдание? Решил приплести сюда Князеву, до пиздеца боящейся криминала, только потому, что с ней можно «не расплачиваться»?!
Белов дёрнул щекой. Пчёлкин счёл это за «да», что стало последней каплей. Каплей керосина, попавшей в костёр. Рёбра от вздохов хрустели, едва не ломаясь.
Витя схватился за воротник рубашки, которая никак Белого не устраивала.
Мушка пистолета по касательной задела лицо Саши, чуть кожу холодя, и тогда Пчёлкин встряхнул друга, словно думал так ему мозги на место вставить. Люда прижала ладонь ко рту, душа испуганный вздох, когда Витя прошипел, планируя до Белого достучаться, с каждым словом силу голоса прибавляя:
— Ты не хуже меня знаешь, как её вся наша тема пугает. Даже если Аня и выступит переводчиком, ты представь себе только, что с ней потом будет. Она в театре-то твоём блядском появляется только по большой необходимости. Боится, мать твою, в микрофон строчки читать, а ты хочешь, чтобы Князева переговоры с парижской группировкой провела! Ты, бля, понимаешь хоть чуть, в какое болото её тянешь?! Или, может, хочешь, чтобы её, как Аристарховича, в подворотне через месяц-другой грохнули?!
Белов вздохнул-выдохнул, взгляда внимательно-пустого не отводя, а потом свободной рукой оттолкнул Пчёлу, основанием ладони ударяя по виску. Тупая, горячая боль, к какой не привыкать, в тот раз отчего-то сильно дала на мозгам; Витя, не зацепившись толком за воротник Сани, отлетел спиной на высокую Людину стойку.
Какой-то позвонок особенно сильно задело. Пчёла сдавлённо ругнулся, как от удара по яйцам. Пистолет скользнул из ладони на пол.
«Блять!»
У Вити сердце кольнуло до онемения мышц плеч, когда он к огнестрелу потянулся наперерез Белову. Но Саня оказался ловчее.
Он ногой оттолкнул пистолет, словно тот был жестяной банкой, не больше. Ствол прилетел прямо под ноги Бричкиной, ударяясь о носки красных лакированных каблуков. Пчёла дёрнулся к оружию, когда секретарша с воплем в сторону отскочила, едва ли не расплескивая на блузу кофе.
Только вот Белый схватил друга за пиджак, едва ли не отрывая атласного рукава, и Витю в сторону толкнул с силой.
Провопил так, словно криком своим думал обездвижить:
— А-ну хватит! Развёл тут рыцарство, блять!!! — и дал по лицу ребром ладони, сжатой в кулак, оглушая Пчёлу на левое ухо. Саня схватился за волосы друга, встряхнул ему голову; он почувствовал по натяжению русых прядей в кулаке, как Витя, рыча в злобе, отпихнуть его пытался, но Белый удержался.