Сжать осторожно, показать, что не одна она, что умница Княжна у него, держится крепко.
Но, сука, Амори как-то удивительно смотрел сразу всюду. И на Белова, о каменное выражение лица которого могли разбиваться с пеной волны, и на интерьер «переговорного пункта», и на самого Виктора.
Пчёла снова украдкой взглянул на Князеву. Заметил за дежурной улыбкой, как от глотка дёрнулась венка на шее, и в ушах вместо собственных мыслей раздался голос девушки, дрожащий сильно:
«Пожалуйста. Не сейчас. Не сбивай меня»
«Не буду» — кивнул себе, ей Витя и, отвернувшись, сжал-разжал пальцы на кожаном подлокотнике.
Анна откинула плечи за спину и промурлыкала что-то на французском. Больше у Пчёлы перед глазами романтичные картины не вырисовывались.
Он перевёл взгляд на Делажа, словно бросал ему вызов, и приготовился решать судьбу алюминия, не стоящего трёх месяцев переговоров и испорченного дня пятого сентября.
Время на часах показывало восемь сорок одну.
— Сука, я скоро сам его пошлю.
Космос прикурил и под нос себе кинул грубость. Анна через Сашу, не позволяющего лишнего движения ни одному мускулу своего лица, метнула в Холмогорова взгляд, в котором смешались нездоровое веселье, вынуждающее напрячь щёки, чтобы не засмеяться, и страх от осознания, что это ей надо как-то перевести.
Напряжение почти что осязалось кожей, оседая на ней инеем. Минутная стрелка, за которой Пчёла наблюдал не особо внимательно, сделала уже сорок шесть оборотов, но дело с мёртвой точки не сдвинулось.
Делаж за это время выпил два бокала коньяка, щедро поставленных на стол в качестве аперитива и «основного блюда» сразу, в перерывах между стопками выкурил огромную сигару, — вероятно, кубинскую — и всё с Аней по-французски говорил.
Слог звучал мягко, почти дружественно, но Князева вполголоса переводила бригаде вещи, совсем для них не радостные.
Амори не считал себя виноватым в связи с Лапшиным, утверждая, что деньги уже отдал за металл. Как оказалось, алюминий ему нужен для термитных смесей, какие использовались людьми Делажа при решении «вопросов» в Париже, Марселе, Провансе и других городах, о которых Пчёла слышал лишь на уроках географии — и то, вполуха. По словам самого француза, порох из алюминия взрывался так, что «мог дать фору самой Хиросиме» — по крайней мере, так перевела Анна, в напряжении не опускающая уголки губ ни на миллиметр.
Ещё тяжелее Княжна заговорила, когда Делаж, развалившись в кресле напротив, следил за девушкой, переводящей его условия:
— Или деньги, или металл. Иначе он не согласен.
Лягушатник сраный.
— Не много он на себя берёт? — спросил ни то у себя, ни то у Белова Космос и затянулся. Табак на кончике сигареты вспыхнул оранжевым. Анна не шевелилась, словно боялась, что француз, стоило б отвернуться на миг, достал из-за спины пистолет с немаленьким калибром и установил прицел вровень по её голове.
Белый не ответил. Князева едва разлепила губы, чтобы схватить ими глоток воздуха.
Она снова взглянула на Амори, моля только, чтобы он не спросил, о чём бригадиры говорят, о чём Князева молчит, не переводит.
— Что они решили?
Анна поджала губы, чтобы не ругнуться.
— Мсье Белов ещё рассуждает.
Делаж усмехнулся так выразительно, что даже один из охранников его — вроде, де Фарсеас — дёрнул уголком губ вверх. Анна вскинула голову, словно в смешке француза услышала щёлчок наведения курка, и пальцы сами дрогнули, выворачиваясь вплоть до хруста.
— Было бы, что думать!.. Мне кажется, что большого количества вариантов у мсье нет.
— Аня? — окликнул Саша.
— Он говорит, что не понимает, почему вы столько времени тратите на рассуждения.
Валера выразительно хмыкнул, а у Пчёлы кулаки зачесались так, что захотелось поправить их о морду француза, который, как Кос и сказал, брал на себя дохера.
Анна не позволяла себе лишнего взгляда, вздоха и движения мизинцем. Надеялась выступить лишь связующим звеном и мечтала, чтоб в ближайшее время мсье Делаж пожал руку Саше, и те опрокинули в себя по стопке, уже не нуждаясь в переводчике.
Князева бы по первому же указу Сашиному из зала рванула, плевав на каблуки, вежливость и всё остальное, что могло хоть чуть задержать.
Связки горла напряглись, словно их кто-то пытался заточкой почесать, а Анне от фантазий своих на миг захотелось заплакать. Одна только мысль о слезах, грозящихся потечь по щекам горячим водопадом, отрезвила, влепила пощечину, напоминая, что расслабляться рано.
Ещё и не пахнет перемирием между бригадой Белова и делегацией Амори, состоящей из одного Делажа и пары амбалов.
Она распрямилась так, что между лопатками всё сошлось в напряжении.
Амори на миг вдруг замер, что даже грудь его перестала подниматься от глубокого дыхания, и подарил девушке внимательный, но совсем не желанный ею взгляд. Снятые солнцезащитные очки лежали на столе, но линзами поймали взор француза, какой Анна могла бы сравнить с голубо-серым лазером, отскочившим от стёкол к потолку, а оттуда — к Князевой, прожигая в ней маленькую, идеально ровную дыру.
— Раз ваши коллеги пока рассуждают… — протянул вдруг Делаж тоном, какого никак нельзя ждать на переговорах. Анна губы вытянула так, что улыбка её скорее стала походить на оскал, когда Амори промурлыкал почти: — …давайте поговорим с вами.
Белов посмотрел внимательно на сестру, а она от предложения француза, что можно было сравнить с хорошим щелчком по лбу, лишь глупо моргнула. Пальцы будто стали рыболовными крючками, между собой спутавшись так, что проще было бы кожу фаланг в кровавые борозды разодрать.
— Со мной? — она была уверена, что на выходе вырвётся писк. Но голос остался ровным, разве что звучал с искренним удивлением.
Просто какая-то фантастика.
Делаж лишь улыбнулся левым уголком губ:
— С вами. Что лично вы думаете о причине наших переговоров, мадмуазель Князева?
Во французском языке первая буква её фамилии проглатывалась, съедалась присущей парижанам гнусавостью, и это «Н’ьязева» из уст Делажа вынуждало Витю сжимать челюсти вплоть до боли в зубах, до появления желвак на скулах. Каждый раз, ловя из потока непонятных ему слов имя или фамилию Анны, Пчёла сильнее обращался вслух, словно по взглядам, по интонациям думал понять, что круассан этот затирал Княжне.
Но не понимал нихрена. Аня была слишком напряжена, француз, напротив, вульгарно усмехался, словно не в гостях был, а у себя на Родине. Да и сам Витя, чего уж там, по-французски знал только приветствие и собственное имя, чего явно бы не хватило, чтоб Делажа кратко, но ёмко послать, от Княжны своей отгоняя наполеоновца.
Пчёла покрутил между пальцами зубочистку. Кобура ощущалась прикосновением к поясу брюк, словно подсказывала, как вопрос можно было решить.
И с каждым оборотом минутной стрелки вариант просто пострелять Делажа нравился Вите всё сильнее.
Анна старалась больно по сторонам не оборачиваться, чтоб и без того шкалящее напряжение не выдать, но боковым зрением заметила, как потяжелел взор Вити. Хотя, если бы была с собой совсем честна, сказала бы, что на Пчёлкина даже не нужно было оборачиваться — недовольство мужчины чувствовалось в воздухе, вынуждало молекулы азота, кислорода сплетаться в какое-то тяжелое химическое вещество, ей не знакомое.
Девушка снова столкнулась с лицом Делажа; от этого взгляда на коже её появлялся невидимый, но крайне ощутимый липкий слой какой-то слизи.
Она выше подняла пальцы, сжала ими фаланги пальцев и постаралась говорить, стелить мягко-мягко:
— Я лишь переводчик, мсье Делаж. Я не решаю вопросы мсье Белова.
Француз опять усмехнулся, и всё тем же левым уголком губ. Язык у Анны будто отсох, став бесполезной плотью во рту, когда Амори спросил вещь более, чем провокационную:
— То, что вы переводчик, не должно лишать вас собственного мнения. Или вы так не считаете?
— Аня, чего там? — спросил, едва размыкая губы, Саня.