Девушка почти успела шепотом пояснить, что Делаж к ней прикопался, но услышала, как справа от неё скрипнуло кресло под Пчёлой, и себе прикусила язык. Он, узнав, что Амори на неё стрелки решил перевести, навряд ли станет церемониться.
А за это ему явно «спасибо» не скажут — ни Саша, ни Делаж, ни, наверно, сама Анна.
«Вероятно, ты через минуту же пожалеешь» — сказала себе же Князева. Но причин, по которой должна была послушаться и всё-таки Саше сказать о попытках Делажа утянуть её в неясную ей беседу, Аня не нашла.
— Я заинтересована в том, чтоб сегодня обе стороны пришли к взаимопониманию, мсье Делаж. Остальное меня не волнует так серьёзно.
— Даже металл?
— Тем более металл.
— Анька, — позвал уже не Саша, а Кос. Он даже попытался перекинуться через Белова, заметно сжавшего челюсти до чувства собственного удушения, чтоб девушку по колену потрепать, но быстро понял, что не дотянется, и сделал вид, что на деле пытался достать до пепельницы.
Она тогда почти напугалась, что заведена французом оказалась в дебри, ей абсолютно чуждые, лишние. А он, Амори, только опять усмехнулся — у него, видно, привычка каждую свою реплику начинать поднятием одного из уголков губ — и протянул:
— Удивительная вы девушка, мадмуазель Князева!..
Анна от услышанного едва не раскрыла рот, забыв о своей обязанности вежливо улыбаться и переводить каждый отрывок, вздох и взор.
Такие фразы явно не имели отношения к переговорам. Для чего тогда они?.. Желудок, в котором за весь вечер побывал лишь салат из сплошной травы, зелени и два бокала шампанского, закручивался в узел, обещавший сердце сдавить своими метаморфозами.
Князева поджала губы, не зная откровенно, что отвечать и как лицо держать — и перед бригадирами, и перед французом.
«Мамочки, как я устала уже…» — почти простонала девушка, думая пальцы себе до хруста вывернуть.
Ответом ей стал собственный указ собраться.
— Анюта, — шепотом ласковым, какой слышался обычно в стенах спален на улицах Скаковой, Остоженке, Пчёла позвал её. Позвал так, как звал, когда не слышал никто.
Тогда Князева дёрнула уголком губ, наконец опустила — на какие-то миллиметры — голову и исподлобья взглянула на руку Вити, лежащую тыльную стороной на подлокотнике.
Он словно подзывал её к себе, приглашая руки переплести, сердца успокоить. Девушка едва успела запястье правой ладони сжать, чтобы не послушаться, не сжать пальцы, успокаивая себя, его.
Не сейчас, не сбивай…
— Он спрашивает моё мнение насчёт всей ситуации.
Анна не подняла головы, но заметила, как дрогнули пальцы Пчёлы. Словно кто-то — кто-то невидимый и сильный — дал ему внезапный удар по солнечному сплетению, выпуская из лёгких весь воздух. Сам Виктор закусил внутреннюю сторону щеки.
Кобура уже явно натирала.
Космос верно говорил; слишком много себе позволяет француз.
Делаж усмехнулся её русской речи и продолжил языком Александра Дюма говорить:
— Конечно, мадмуазель Князева, — кивнул он, снова не произнося первый звук её фамилии и делая вид, что не заметил отсутствия реакции Аниной на его завуалированный комплимент. — Вы переводчик, чьей важности я не собираюсь умалять. Но вы, всё-таки, в первую очередь, человек, который в силу своего положения знает ситуацию более, чем хорошо. Так и, что, нет у вас своего мнения?
— Вы сами подметили «силу» моего положения, — проговорила Анна в надежде, что звучала не слишком дерзко, что Делаж не оскорбится, не кинет Диего Хименесу фразу на испанском, о переводе которой Князева сможет лишь предположить.
— Значит, понимать должны, что я не совсем объективна.
Делаж в восторге расхохотался так громко, что Космос на него посмотрел с явным недовольством. Так смотрели на гостей, смеющихся на собственных похоронах.
— Как интересно!.. Так, значит, мнения у вас нет?
— Моё мнение совпадает с мнением мсье Белова.
Саша, фамилию свою услышав, вдруг решил что-то и сестре щёлкнул.
— Ань, переводи ему.
Она фразе, не столько походящей, сколько выступающей указом, даже обрадовалась — возвращение диалога в русло переговоров, до сих пор издевательски жмущих сердце, радовало. Всё лучше, чем играть с Делажем в игру, правила и суть которой знал только он.
— Ты чего решил, Сань? — спросил Филатов, сидящий тише воды, ниже травы. А Саша, напоследок прошив француза глазами-льдинами, против которых у Делажа, видно, был врожденный иммунитет, заговорил:
— Нам очень жаль, что вы были обмануты бывшим владельцем «Курс-Инвеста». Он всем нам хорошо наставил палки в колёса.
— Nous sommes désolés d’avoir été trompé par l’ancien propriétaire de «Course-invest». Il nous a tous bien mis des bâtons dans les roues.
— Меня заинтересовало, что вы планируете делать с алюминием. Похожее оружие, вероятно, крайне эффективно.
— Je suis intéressé par ce que vous envisagez de faire avec l’aluminium. De telles armes sont probablement extrêmement efficaces.
— Oui, — по-французски поддакнул ему Амори, видно, изначально не верящий, что сможет с русскими найти общий язык. Глаза у него вспыхнули волнением серого моря, каким оно становилось в преддверии дождя.
— Мне было бы интересно воспользоваться им самостоятельно. Против человека, который и столкнул нас лбами.
Бригада вскинулась, поняв, к чему Саня вёл. Да что уж там, даже Анна на миг запнулась, соединяя частички паззла воедино. Холод густой слизью потёк по позвонкам от шеи до самой поясницы, когда Князева осознала, что переводила Делажу предложение убийства.
Пчёла чуть ли не за весь вечер в идею Белова уверовал искренне. Без сомнений.
Князева вздохнула осторожно, но на выдохе произнесла на красивом французском:
— Je serais intéressé de l’utiliser moi-même. Contre l’homme qui nous a fait face.
— Моё предложение звучит следующим образом, — Белов хрустнул пальцами. — С нас — алюминий, который вы выкупили. С вас — количество смеси, которого хватит для взрыва автомобиля и загородного дома Лапшина.
Анна опять перевела. Сердце забилось в горле, дёргая связки, будто нитками, когда в глазах Амори на финале её фразы, который, кажется, чуть спутала, загорелось что-то, близкое к огню. Даже не к огню, поправила себя девушка, осторожно руки убрав на колени — не к огню, а к искрам.
Ублюдски-больным искрам.
Делаж промурлыкал что-то, бригадирам не ясное. И только когда Князева, у которой от напряжения губы поджимались с силою невероятною, на выдохе сказала:
— Он согласен, — Пчёла смог вздохнуть полной грудью.
Осознание, что переговоры завершились, были равносильны удару обуха, но отчего-то по груди и дальше по мышцам побежало тепло приятное. Кос затянулся, улыбаясь всё такому же хмурому телохранителю Делажа; Саша, словно продолжая на нервы проверять француза, посмотрел на него внимательно, тяжело, но по истечении секунд трёх, которые показались целым десятком минут, поднялся на ноги.
Они пожали друг другу руки, как час назад. Уже с меньшим количеством сомнений. А потом рассмеялись, хохотом подтверждая свой договор.
Анна подумала про себя, что давно не была так счастлива.
Князева вышла из зала переговоров с ровной спиной, но, спустившись по ступенькам, осознала, как тряслись поджилки. Словно она с атрофированными конечностями жила долго, будто впервые поднялась на ноги, отчего те дрожали в предательстве.
Аня и не осознавала до того, как переживала.
Она вышла из зала первее Саши Белого, хотя и понимала вероятно, что такого себе, будучи переводчиком, позволить не могла. Ведь всё ещё могла оказаться нужной — мало ли, вдруг надо будет перевести почти дружеское приглашение в пригород Парижа на какую-то сделку или… уикенд. Зная Сашку, Князева ничуть не удивилась, если б Делаж с братом её «закорешился» чуть ли не до гробовой доски.
Только вот Аня забыла совсем о возложенных на неё обязанностях, решив такую наглость себе позволить в честь дня рождения.
Когда от зала шла к бару с неимоверным желанием выпить чего покрепче шампанского, дыхание ощущалось так тяжело!..
— Вина, — кинула Князева, на высокий стул убрала клатч и запястья положила на стойку, пальцами цепляясь за края. Подкаченный юноша у бара кивнул и, спросив коротко о предпочтениях дамы, достал пузатый бокал, откупорил новую бутылку белого сухого.