Взбодрилась. Не мешать работу и личное! Будет сложно, но ты должна справиться. Вымыла руки, улыбнулась себе и вышла из ванной комнаты другим человеком.
Он стоял, заложив руки за спину, вглядываясь в темноту. Комнату наполнило тихое звучание музыки. Что-то похожее играло в машине.
— Я готова, — тихонько произнесла, чтобы не напугать. Мне показалось, он задумался.
— Превосходно, — устало выдохнул и жестом пригласил за стол.
— Должна признать, дом производит неизгладимое впечатление. Выдержан стиль, уделено внимание деталям. Все оформлено со вкусом, — разглаживаю белую тканевую салфетку на коленях, — в нем чувствуется темперамент хозяина, — поднимаю взгляд и понимаю, что за каждым моим движением пристально следят.
— И каков же темперамент хозяина? — вскидывает брови в удивлении, разливая вино в пузатые бокалы.
— Энергичен, импульсивен, несдержан, нетерпелив, вспыльчив, при этом, внимателен, умен, харизматичен, гибок, с отменной, молниеносной реакцией на происходящее — перечисляла черты характера, загибая пальцы, задумчиво потёрла подбородок, — ярко выраженные лидерские качества. Живая, подвижная мимика, резкая жестикуляция, твёрдая, стремительная походка. Думаю, ты — холерик.
В приглушенном свете опасно блеснули глаза.
— Страстен, неудержим, ненасытен, — продолжает загибать пальцы на моей руке, знакомо ухмыляясь. Я непонимающе хлопаю глазами, с трудом удерживая отваливающуюся челюсть. Окончательно запутал меня! — Откуда такие познания в психологии?
— В клубе нас учат этому, — стыдливо опускаю глаза. — Учили, — поправляю себя.
— Почему в прошедшем времени? Угощайся, пока не остыло, — показывает на жаркое, салаты, закуски.
— Я уволилась и не должна была быть здесь. Но, как ты помнишь, потеряла сережку, — густо покраснела, вспоминая то, что произошло между нами в кабинете. А это ты как объяснишь, Адель?
— Эту? — достаёт из кармана сверкающую кругляшку и кладёт на стол. Улыбка не только на лице, наконец она коснулась и глаз.
— Даа, — выдыхаю, поднимая ошеломлённый взгляд. Он улыбается шире. Осознание тяжело бьет по голове. — Ты сразу ее нашёл, да?
— Ты так быстро убежала из бара, я просто не успел…, - чувствую, лукавит!
— В эту самую секунду, я отрабатываю долг за неё! — хмурюсь, но хочется рассмеяться от того безобидного выражения, что застыло на его лице.
— Как неловко получилось, — раскатисто смеётся. Вот наглец! — Вижу, сегодня ты без украшений, — весело сверкает глазами.
— Боюсь повторения вечера в казино, — подношу бокал к губам и делаю глоток. Провокация удалась. Задорный блеск в серых глазах сменился тёмным, трепыхающимся огоньком, челюсти сжались, на них выступили желваки.
— А ты не бойся и пройдёт все в разы лучше, — звучит очень уверенно и многообещающе. Делаю ещё глоток, в который раз убеждаясь, что с этим мужчиной шутки плохи.
Тариэл
Она сидела напротив. Ее лицо озаряла искренняя, добрая улыбка, озорно светились глаза. Живо, с плещущимся через края энтузиазмом, интересно вещала о весёлых, нелепых, неловких, щепетильных моментах в своей, уже бывшей работе. Иногда задорно смеялась, забавно изгибая брови. В такие моменты на ее щеках появлялись милые ямочки, добавляя облику невинности, чистоты. Я думал, куда ж ещё больше? Мне нравилось ее слушать. Не хотел, чтобы щебет этой райской птички когда-либо кончался, как и этот вечер.
Не мог оторвать от неё глаз. Жадно ловил каждый жест, взгляд, каждое слово, вбирая и заполняя ту пустоту, что чёрной бездной зияла в моей грешной душе. Ни раз ловил себя на том, что тоже улыбаюсь. Внутри растекалось животворящее тепло.
Время от времени, подносила к губам бокал и делала крохотные глоточки, не сводя с меня насыщенных топазовых глаз, смачивая пересохшее от разговора, горло. Цедила один бокал вина весь вечер, отправляя в рот ломтики сыра, фрукты, орешки. Она умела получать удовольствие от мелочей, а это — искусство, которому тяжело научиться.
— Ну, а ты, — робкий взгляд из-под чёрных длинных ресниц, — расскажешь немного о себе или желаешь остаться таинственным, безымянным незнакомцем? — лёгкая, добродушная улыбка на красиво очерченных губах. Если откажусь — она не обидится, поймёт. Эта женщина настолько проста, насколько и сложна. Ее мотивы, мысли, чувства покрыты невесомой вуалью, надежно защищающей хрупкую натуру от постороннего вмешательства. При этом, она открыта.
Необыкновенная.
Приосанился, натянул на лицо одну из своих фирменных ухмылок и изрёк:
— Решила все же узнать имя мужчины, которого целовала? — она театрально-обреченно прикрыла глаза и едва заметно улыбнулась.
— Вопрос о том, кто кого целовал все ещё остаётся открытым, — многозначительно смотрит, напоминая, как я набросился на неё в казино.
— Не припомню, чтобы ты сильно возражала, — глоток янтарной жидкости обжигает и обволакивает внутренности.
— А как же пощечина?
— Это знак завершения первого раунда — не более. Тебе нравилось меня целовать и ты была не против, — на дне ее глаз промелькнуло замешательство, заискрились всполохи.
Она не сводила с меня взгляда, покусывала нижнюю губу, о чем-то размышляла.
— Ты прав, — изрекла она наконец, едва заметно вскинув подбородок. — Мне понравилось, — неожиданное признание застаёт врасплох. Какое-то время чувственно, молчаливо смотрит мне в душу. — Первый раунд окончен. Будут еще?
— Мне бы этого хотелось, — голос самопроизвольно скатился до вкрадчивого шепота.
Задумался, когда вот так в последний раз ужинал с женщиной? Говорил? Когда испытывал хоть крупицу того, что чувствую сейчас? В моей постеле одна сменяла другую. Отличались цветом волос, именами, которые я не запоминал. Дорогие женщины, не имели сутенера, но охотно продавались. Элитные, холёные, знающие себе цену. И цена эта — ресторан, колье с драгоценными камнями, брендовое шмотьё. Они старались ублажить меня, но кто знает, скольких ещё касались их руки, губы? Мысленно брезгливо поморщился. Близость с ними не приносила никакого удовлетворения. Иной раз чувствовал себя раздражённым, грубил. Теперь понимаю: вместо обеда в дорогом ресторане, питался в забегаловках, каждый раз в разных, не понимая почему потом так сильно мутит.
В душе зашевелился червячок. Глупо было прислушиваться к Дато. Медленно осознаю, что план «наиграться» и забыть не прокатит. Но и отпустить сейчас, отказаться от ее общества просто не могу. Эгоистом был, эгоистом и помру.
— Но… я ведь на работе. Нам нельзя… — тихо шепчет в ответ.
— А что можно? — тону в морской пучине ее глаз.
Не узнаю себя.
Она крутит головой. Вижу, противится себе.
— Петь, танцевать, беседовать, — тяжело сглатывает, — на твой выбор.
— Потанцуем? — протягиваю руку, она, помедлив, вкладывает свою в мою открытую ладонь. Крепче сжимаю ее кисть, словно боюсь, что она испарится. Делаю громче музыку и притягиваю к себе хрупкое тело. Она вздрагивает, когда моя рука касается ее талии. Смотрит в глаза, запрокинув голову, едва достаёт мне до плеча. Маленькая, но внутри стальной стержень. Медленно веду в танце, неуклюже наступаю ей на ноги.
— Прости, не делал этого две тысячи лет.
— Ничего, — мягко, снисходительно улыбается.
— Тариэл, — неожиданно для самого себя говорю.
Вскидывает взгляд, удивлена.
— Тариэл, — повторяет, — вот и познакомились. Необычное имя, — кивает каким-то своим мыслям. Но вопросов не задаёт.
Она кладёт руки мне на грудь и устраивает голову на плече. Вдыхаю ее ни с чем не сравнимый аромат.
Искренне удивляюсь осознанию того, что есть в этой жизни что-то приятнее и интимнее секса.
Глава 8
Тариэл