— Мужчина на кухне — редкое зрелище, — подала голос, всласть налюбовавшись обнаженным торсом. Это латентный инстинкт какой-то? Выбирать крепких, атлетично сложенных охотников. Такие и мамонта догонят, и разделают, и хижину соорудят из бивней и меха, и ужином накормят? «Все верно, кто я такая, чтобы противиться зову природы?» — оправдывала своё поведение.
— С тебя был завтрак, с меня ужин, — весело отозвался, не отвлекаясь от плиты, — к тому же, я просто разогреваю жаркое.
Серьезно?
Скользнула на барный стул, отчаянно выискивая недостатки. Не может же он быть идеальным? Наверняка есть скелет в шкафу. Все мы с изъянами.
— Чем бы хотела заняться? — поинтересовался, ставя две тарелки на стол. Откупорил бутылку вина, наполнил бокалы.
— Вообще-то, это я здесь на работе. Так что этот вопрос переадресуется тебе, — ковыряю вилкой мясо, не решаясь поднять глаза. Чувствую пристальный взгляд.
— То, чем бы я хотел заняться запрещено вашим договором, — изрёк будничным тоном, словно обсуждал прогноз погоды.
Щеки моментально полыхнули. Но во второй раз на те же грабли я не наступлю. Затормозила, вспоминая пункты договора. «Запрещено: вовлекать Сопровождающего в совершение преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации; в отношении Сопровождающего совершать действия физического и нравственного насилия; в одностороннем порядке расширять круг Сопровождаемых лиц; склонять Сопровождающего к действиям сексуального характера; совершать иные действия противоречащие природе и существу договорных отношений». Что-то легче не стало.
— Хочешь использовать меня в совершении какого-то злодеяния? — голос пропадал, пришлось прокашляться.
В ответ меня одарили насмешливым взглядом. Он молча наблюдал, как цвет моего лица меняется от снежно-белого до ярко-пунцового и обратно, в зависимости от главенствующей мысли в голове. Готова поспорить, мои эмоциональные качели, приносили ему небывалое удовлетворение. Больно блаженное выражение застыло на его лице.
— Ещё попытка, — уверенный взгляд серых глаз.
Заерзала на стуле.
— Не смешно, — буркнула.
— Все верно, никто ведь не шутит, — делает глоток из бокала с максимально серьёзным видом, точно на деловых переговорах сидит.
Вино, пламенный взгляд, красивый мужчина с голым торсом, недвусмысленные намеки, в совокупности — отягчающие обстоятельства для стабильной работы самоконтроля и надлежащего исполнения договора!
— Кажется, я не совсем понимаю, — тихо лепечу, как ребёнок. Он медленно превращается в того зверя, который повстречался мне в казино. Две личности в одном флаконе.
— Если бы мне было действительно не наплевать на угрожающие пункты вашего договора, то я нашёл бы лазейку в слове «склонять». Ведь обоюдное желание не есть склонение к чему-либо, — делает паузу, позволяя переварить сказанное, — как жаль, что ваш договор для меня ничего не значит, — скучающе добавил, — он — лишь способ заполучить тебя.
Дискомфортных ощущений заметно прибавилось. В частности, из-за того, что его слова находили отклик в моем теле. Жар лавиной растекался по венам, переполняя каждую клетку. В ушах остервенело отстукивал пульс.
С трудом сглатываю.
— Что значит заполучить? — запинаясь шепчу онемевшими губами. На дне его глаз в диком, ликующем танце пляшут черти.
— Какое значение этого слова ты знаешь? — снова эта дьявольская улыбка обольстителя. Он сводит меня с ума!
Хлопаю глазами не в силах произнести и слова. Уверена, на моем лице отражается весь тот ураган чувств, переворачивающий все внутренности и выламывающий рёбра.
— Ты так невинна, — хриплый шёпот пробирает до нутра, — что даже не задумываешься о том, каким искушением являешься, — взгляд темнеет, становится опасным.
Его откровение — ушат ледяной воды. Надо было быть полной дурой, чтобы пытаться найти оправдание его недвусмысленному, как оказалось, поведению. Духовное расслабление, как же! Мысленно отвесила себе подзатыльник — что ты как ребёнок?
Приосанилась.
— Но, ты ведь говорил, что не берёшь женщин силой, — пытаюсь взывать к совести. Хоть капля-то должна быть?
— Верно, — ухмыляется и склоняет голову набок, — я просто сказал, чем бы в действительности хотел заняться, — пожимает плечами, — ты сама спросила, — салютует бокалом вина и с видом, налакомившегося молоком кота, осушает его.
Молчу, собирая разбежавшиеся мысли.
— Если ты не скажешь как хочешь провести вечер, то твоё молчание я восприму, как согласие удовлетворить мое желание, — будничный тон возвращает меня в реальность.
— Карты, — моментально выпалила первое, что пришло в голову.
— На раздевание? — кривая улыбка, озорные глаза.
— На желание.
Он заметно оживился.
— На любое? — не верит своим ушам.
— Любое приличное, — выделила интонацией слово, — желание.
Он потёр ладошки в предвкушении.
— Не так хорошо, как могло быть, но уже что-то!
Вскоре мы сидели у разожженного камина и играли в дурака. Решили, что победы в одной партии недостаточно для столь щедрой награды, так что играли до десяти. В процессе осушили ещё одну бутылку и не знаю как он, а я серьезно захмелела.
Ещё один важный вопрос, который я безустанно задавала себе: почему карты? Играла пару раз в жизни и то без особого энтузиазма. Штирлиц ещё никогда не был так близок к провалу! Но новичкам везёт. Случайно выиграла со счетом десять девять и победно вскинула подбородок, выкуси.
Но он не расстроился. Сиял, как солнышко весной. Это ввело меня в замешательство: почему не посыпает голову пеплом? Неужели поддавался?
— Я готов исполнять твои желания, — беззащитно развёл руки в стороны, хитро улыбаясь.
— Ты это специально, да?
— Нет, конечно, — еле сдерживает смех, а затем в миг становится серьёзным, — уж очень любопытно чего желают недотроги.
Глава 9
Знал бы он какие мысли посещают мою дурную голову, особенно сейчас, когда его близость не оставляет шансов здравому рассудку, не назвал бы недотрогой. Весь вечер взгляд самопроизвольно скользил по крепкой груди, широким плечами, рельефному животу, ну невозможно удержаться! Вот и сейчас, задумчиво кусаю губы, разглядывая татуированную вязь и шрамы, которых раньше не замечала. У всего этого есть своя история.
Его история.
Он не шевелится, точно боится спугнуть меня, как любознательную лань. Грудь мерно вздымается вверх-вниз, он спокоен. Мое же сердце набирает обороты, норовя пробить клетку из рёбер и выскочить из груди. Медленно погружаюсь в состояние, когда действие опережает мысль. В командном центре (моей ошалелой голове) гаснет свет.
Кончиками пальцев касаюсь чёрной руны на бронзовой коже. Она пылает. Слышу его одобрительный вздох и веду дальше, обводя скандинавскую письменность, увековеченную на плече. Слева под сердцем зияет белая гладь шрама. Рана была глубокой, мне остаётся лишь теряться в догадках о причинах ее возникновения. Он терпеливо позволяет изучить себя, привыкнуть к его теплу.
Понимаю, что переступила грань дозволенного и то, что происходит между нами вышло за рамки моей работы. Адским пламенем горят устои, воспитание, договор, все этические соображения. Никогда прежде не испытывала и наночастицы того, что чувствую сейчас.
Наблюдает за мной из-под полуопущенных ресниц, но и этого взгляда достаточно, чтобы понять: он — притаившийся хищник, готовый к прыжку. Одно неверное движение и гармонично сложенная груда мышц придёт в движение, отрезая мне путь к отступлению. Осознаю, хожу по лезвию, но это лишь добавляет остроты.
Робко поднимаю взгляд, отыскиваю его глаза. В них бушует пламя, но лицо застыло камнем. Кажется, не только я на грани.
— Очень жаль, что у меня лишь одно желание, — тихо шепчу, не прерывая зрительного контакта.