- Пусть подождут еще минут пять: я побеседую с ними, как только подойдет мой коллега, - мой голос, несмотря на полную безэмоциональность, низко вибрировал и был полон непривычных для меня полутонов.
- Да, да, конечно, Ваша сиятельность, всенепременно, - гоблин все еще продолжал бормотать мне в спину, когда я, развернувшись, под тоненький "треньк" магического входного плетения, спокойно проследовала на территорию академии.
Я не боялась, что меня опознают, - магическое входное плетение только проверяло, имеет ли входящий право нахождения в стенах данного учебного заведения. Кто же именно вошел - заклинанием не отслеживалось.
Пройдя несколько шагов по аллее, я свернула под густую тень деревьев и снова обернулась кошкой. Пора было отправляться спать, однако мое внимание привлекла неаккуратность распушившейся шерсти.
В моем состоянии для меня не существовало эмоций, единственное, чем я руководствовалась в своих поступках – это понятие о правильном и неправильном, о должном и недолжном. Шерсть должна быть гладкой – этой мысли было мне достаточно, чтобы, одним прыжком взобравшись на ветку, подальше от вечерней росы, усесться и заняться вылизыванием лапок.
Я все еще приводила свою мохнатую сущность в порядок, когда к гоблину, которого мне было отлично видно в просвет деревьев, так как магический фонарь светил прямо на него, подошли те, от кого мне столько пришлось побегать этим вечером.
- Милейший Грэмм, - голос преподавателя академии был полон вкрадчивых ноток, а улыбка выдавала его уверенность и удовлетворение, - скольких студентов Вы уже задержали?
- С прошлого Вашего прихода – ни одного, Ваша сиятельность, - растерянность гоблина лично мне была понятна.
Под капюшоном спутника вису Риагдаля послышались хрипы, а затем и надрывный сухой кашель, что навело меня на мысли о сердечном приступе. Я даже ненадолго задумалась, не должна ли я принять участие и оказать посильную помощь эмпату, однако освобожденное от эмоций сознание констатировало, что даже если бывший наемник и, по совместительству, нынешний конешер разбирается в целительстве не очень хорошо, это все равно будет намного больше, чем знаю я. А потому осталась сидеть на дереве, приглаживая последние торчащие шерстинки и непроизвольно будучи свидетелем происходящего у ворот.
- Что значит "с моего прошлого прихода"? – мгновенно заледеневший голос преподавателя острием прорезал ночную тишину.
Эмпата, не перестающего хрипеть и кашлять, начала сотрясать крупная дрожь. Может, все же следует помочь?
- Ну, как же, с тех пор, как Вы спрашивали в прошлый раз, так больше ни один и не приходил, а те пять, которые пришли с самого начала, так они вот, тутечки, так и сидят, как Вы и сказали, Ваше достопочтеннейшество, ни один не ушел, как ни уговаривали, - привратник сбивчиво оправдывался, так как яростное выражение лица конешера испугало бы и более храброго собеседника.
В этот момент кашель и хрипы эмпата перешли в дикий хохот. Он откинул капюшон – под ним, оказывается, скрывалось молодое и открытое лицо, - и хохотал от души, чем вызвал еще большую панику у гоблина и растерянность на лице своего товарища.
- Отпускайте... отпускайте их всех, - выдал он через время, когда наконец смог говорить, и, вытирая невольно выступившие слезы руками, махнул рукой в сторону домика привратника. – Там нет нужного нам свидетеля.
Ошарашенный и ничего не понимающий гоблин, дождавшись подтверждающего кивка от вису Риагдаля, шаркая, отправился открывать двери узникам, а я, наконец добившаяся нужного состояния шерстки, - в общежитие.
И уже уходя, услышала донесшееся от ворот восторженное:
- Она тебя сделала, Фар!! Поверить не могу, она тебя сделала!!
Часть 11.
Утро выдалось тяжелым. Нет, не так: оно было кошмарным.
Сначала я проснулась с дикой головной болью, тошнотой и прочими радостями похмелья – еще одного побочного действия моего спасительного "противопрыщевого" заклинания. С трудом заставила себя доползти до стола, тем более, что резерв я вчера исчерпала до дна и теперь была в буквальном смысле обессилена.
На столе – да здравствует Зеви! – стояли нужные мне бутылочки. Благо, вчера мое мега-трезвое и рассудительное сознание заставило меня написать ей записку, прежде, чем лечь спать, с просьбой оставить для меня восстанавливающее и антипохмельное зелье.
Первые пару минут после приема эликсиров я просто блаженствовала: наслаждалась и смаковала каждой клеточкой, как из меня постепенно, шаг за шагом уходят боль, слабость и прочие "радужные" ощущения. Как проясняется голова, восстанавливается мыслительная деятельность... и память. И вот тут мне поплохело снова, и, боюсь, эликсиры в данном случае были бы бессильны.