Выбрать главу

Собака подобралась ближе и тщательно обнюхала хозяина со всех сторон, полизала ему щёки и обернулась ко мне:

— Живой?

— Пока живой, — я пожала плечами. — Но всё может измениться.

— Я должен обнюхать.

— Нюхай.

— Тебя.

— А меня-то зачем? — удивилась я.

— Чтобы знать, — загадочно ответил пёс.

Я подняла брови и руки. Пусть нюхает, если ему в кайф. Он приблизился осторожно, вытянув шею, обнюхал моё лицо. Мне вдруг стало жарко. Вдруг вцепится? Кто его знает, может, это какой-то сумасшедший пёс.

От моего нового товарища пахло псиной. И ещё гарью. Пахло мужчиной, которого я лечила. Пахло конюшней и сеном. Наверное, именно в этот самый момент я и поняла, что фигушки это сон. Никакой не сон. Самая настоящая реальная реальность. Во сне невозможно почувствовать запах. Можно понимать, что пахнет хорошо, плохо, вкусно, ароматно, но не чувствовать.

Я попала в какое-то другое измерение?

Воспитанная на добротных фантастических романах и немного на Гарри Поттере, содрогнулась. Ничего хорошего жизнь попаданки не предвещает. Это только в любовных романчиках девушка из России становится герцогиней, загребает сокровища и сердце самого видного кавалера, желательно короля или на худой конец принца. Сама я не читала (но осуждаю три ха-ха), подруги рассказывали. На самом же деле меня могут убить из-за любой мелочи: не так посмотрела, не так поклонилась, не на том языке заговорила...

Эпоха?

Сопоставив вышитые мотивы на рубахе, плащ, подбитый мехом, меч, добавив некое неуловимое ощущение, которое я вряд ли смогла бы передать словами, я решила, что это дохристианская Русь. Новгород какой-нибудь или Киев. История меня никогда не увлекала, я терпеть не могла заучивать даты и события, поэтому всё, что касается этой части школьной программы, у меня выветрилось из головы сразу после ЕГЭ. Дохристианская Русь представлялась мне смесью войн, убийств и бесчисленного количества богов.

А ещё появилось непреодолимое желание немедленно вернуться к тому оврагу, с которого я свалилась в этот мир. Или в это время.

— Ну что, обнюхал? — поинтересовалась невежливо у собаки. Та села напротив:

Да.

— Вердикт?

— Ты не из золотых хазар.

— Золотые хазары? — переспросила я. — Это ещё кто?

— Как хазары, но с золотыми перьями на шлемах, — объяснил пёс. — Напали. Мы защищались. Я убил двоих. Князь четверых. Остальные остались там.

— Вы попали в засаду? — догадалась я.

— Они вышли из-за грани. Ты тоже из-за грани, но не из них. Пахнешь по-другому.

Я наморщила лоб, пытаясь выгрести из завалов памяти словосочетание «золотые хазары». Там вертелся только вещий Олег со своей лошадью, которую покусала змея, и фразой про то, как он собирался отмстить неразумным хазарам. Больше ничего.

— Я точно не сплю? — спросила на всякий случай и получила обстоятельный ответ:

— Нет. Спят с закрытыми глазами, а у тебя глаза открыты.

— Разумно, — согласилась, бросив взгляд на князя. — Слушай, а где у вас ближайшая больница?

Задала глупый вопрос и сразу поняла это. По глазам собаки. Пёс смотрел с вежливой опаской, как на сумасшедшую. Поправилась:

— Ну, домой его надо отвезти что ли.

— Город уже недалеко, — словно с облегчением отозвался пёс. — До заката солнца доберёмся.

— Фигасе недалеко! — присвистнула я. — У меня, между прочим, нога болит!

И осеклась. Пошевелила лодыжкой. Нога не болела. Она не одеревенела, двигалась нормально, просто не болела, как будто я её и не подворачивала. Так. Та-ак... Что всё это значит, я пока не знаю. Но разберусь. Потом. Сначала надо.

— Ты можешь подогнать лошадь? — спросила я у собаки. Та встала, отряхнулась с головы до хвоста и ответила, будто плечами пожала:

— Попроси, и она придёт.

— Думаешь?

— Уверен.

— А. Как её зовут?

— Резвый, — буркнул пёс и снова лёг. Лентяй. Всё самой придётся, всё самой.

Я сделала несколько шагов в сторону лошади и спросила осторожно:

— Скажи, Резвый, можно тебя попросить подойти?

— Попроси, — рассеянно ответила лошадь, продолжая щипать траву. Нет, серьёзно? Так всегда говорил папа, когда я задавала подобный вопрос. А на моё возмущение улыбался: «Ты спрашиваешь разрешения попросить или всё же сделать что-то?» Вспомнив папу, я со вздохом поправилась: