Ясное дело, не против! Я как мальчишка обрадовался скорому возвращению своих пацанов, тут же до краев наполнил кубки кисловатым вином и провозгласил тост за здоровье всех присутствующих.
Две трети винного бочонка спустя Дрозд начал сетовать на тревожную обстановку в городе.
Варяги и скандинавы как рыба на нерест прут в Киев транзитом через Полоцк. Некоторые задерживаются на несколько дней, а то и недель, отдохнуть, починиться, погулять от души перед дальней дорогой. Среди них нередко находятся родственники княжих дружинников, тогда в домах гремят разудалые ночные пирушки, после которых загулявшие гости как гориллы из клетки выплескиваются на улицы спящего города и задирают поздних прохожих. Теперь жители по ночам носа со двора не суют, окна-двери покрепче припирают. Городские стараются и днем безоружными не расхаживать, а у гриди прибавилось работенки. До открытых стычек с пришлым дело еще не доходило, все-таки в княжьих дружинах не мальчики, но когда, поблизости не видно служивых, варяги и прочие урманы ведут себя петухами. В общем, Полоцк ждет не дождется весны, когда ненасытное чрево стольного Киева, глотающего ратный люд, как громадный кит поглощает планктон, призовет, наконец, к своей материнской груди всех любителей военных трофеев.
Пока Дрозд жаловался, я успел употребить два кубка с вином и чувствовал себя совершенно замечательно.
— Что Владимир? — заплетающим языком спросил я, когда гости накидались олениной, набуздырялись винишка, рассказали мне все городские новости и уже подумывали ретироваться.
— А что ему? — беспечно откликнулся Дрозд. — Отбыл в Новгород. Юрка с собой забрал. На отвальном пиру так глазел на Рогнедку, что Рогволд едва не взбеленился.
— Почему?
— Потому что Владимир — сын рабыни! — назидательно повысил голос Дрозд. — А самомнения на пятерых князей, наглый слишком! Не по сути ему на княжну нашу пялиться!
— Что с того? Он же сын Святослава, — возразил я. — Господские детишки поголовно все борзенькие.
Рабыня рабыней, а Владимира киевский князь признал и даже выделил вотчину на прокорм, причем не самую хилую, не много не мало, а в сам Великий Новгород определил да не посадником — князем.
Дрозд пренебрежительно скривил узкие губы.
— С этим сыном Святослава мы еще лиха хватим. Если Новгород при нем войдет в силу, Полоцку придется несладко. Пожалел его Рогволд! Надо было надавать щенку по сусалам и выпнуть из терема как худого пса! — воинственно воскликнул боярин, пьяно кривя слюнявый рот.
Ну не знаю. Мне лично Вовчик показался нормальным парнем, таким, каким и должен быть в его годы молодой князек, а то, что Новгород может возвыситься над извечным своим конкурентом, так это реалии жизненные, ничего более. Ну понравилась ему Рогволдова дочура, так она не может не нравиться нормальному мужику, не смотри, что мелкая еще. Здесь и на десятый невестин годок могут сватов заслать да свадьбу через несколько лет наперед назначить…
— Ну и дурак твой Рогволд… — я хотел продолжить мысль как бы мог князь приручить Новгород через династический брак, но мне стало лениво, тем паче, что Дрозд уже спускался вниз по сходням.
— Ты прости меня, Стяр, — уже возле саней проговорил Голец, так, чтобы слышал только я. — От твоего имени я попросил князя Владимира снестись в Новгороде с Садком и его отцом.
— Зачем это?
— Попросил, чтобы новгородские купцы поискали для тебя в дальних странах каменное масло. Настоящее.
Тут настала моя очередь скривиться. Разочаровать старательного Гольца, сказав, что огнемет для меня больше не актуален, я не посмел и от души поблагодарил парня, обнял и даже расцеловал от нахлынувших чувств.
Вран с Невулом появились раненько по утру, заливистым свистом подняли на уши обитателей корабельного ангара, заставив вывалить на мороз поглядеть кого там принесло.
Оба на лыжном ходу, навьючены до ушей барахлом и оружием, оба запряженные в битком набитые скарбом небольшие волокуши.
— Гляди, Стяр, кто с нами! — весело скалясь, воскликнул Вран и отцепил с волокуш увесистый мешок с нарисованной на нем подобием человеческого лица. — Дядька Сильвестр в гости пожаловал! Где повесить найдется?
"Здоров бродяга!" — завистливо подумалось мне. Переть на себе эдакую тяжесть три километра, пусть и на лыжах, не каждому под силу.
— Жаль было бросать, — объяснил Вран. — Сгинул бы Сильвестр, без наших оплеух он никому не нужен. Желаю продолжать ставить такой же мощный удар как у тебя, Стяр! А тебя стану гонять с железом до кровавого пота, чтобы в бою больше не приходилось поддерживать тебе портки.
Так и начали жить. Пара добытчиков с утра отправляются на охоту, шестеро мавров, двое из которых волею Джари из рабов превратились в свободных, хлопочут над починкой корабля, мы с Враном совершенствуемся в рукопашке и оружейном бою. Через неделю Вран с Невулом сменились на Шеста и Стегена. Они пришли с теми же словами:
— Гляди, Стяр, кого мы привели! — и вытолкали вперед смущенного Торельфа. Видок у него был откровенно помятый, собака побитая лучше смотрится.
— Прости, загулял… — на корявом словенском молвил дан, пряча заплывшие синяками глаза. — Зарок дал не пить пиво целый год. Теперь от тебя ни на шаг!
Да уж, мне б его здоровье, почти месяц бухать… В этом деле главное вовремя остановиться, осознать и встать на путь исправления, что Торельф, по видимому и сделал.
Все покатилось в прежнем русле, за исключением того, что спарринговал я теперь с природными урманом и даном по-очереди. Вся служба присланных Дроздом дружинников свелась к устройству простейшего средства сигнального оповещения. Общими усилиями на берегу Полоты в некотором отдалении от нашего ангара из еловых жердин был устроен метровой высоты помост. На этом возвышении сложили огромную кучу хвороста, накрыли от осадков шкурами, сунули под помост десятилитровый бочонок с горючей смесью, привезенной с лодейного двора. Ночью высокое пламя, а днем столб дыма будут хорошо заметны с городской стены. При появлении ворога пешего ли, конного, или водой идущего, караульным остается только вовремя подпалить хворост и подать Полоцку тревожный знак. Ничего сложного, служба для любителей расслабухи, с массой свободного времени и положительных моментов. Таких застав Рогволд велел устроить четыре штуки: здесь на Полоте, выше и ниже течения Двины и на том берегу Двины откуда прибежали курши. Разумная, в общем-то, затея, правильная да только мне уже по барабану Рогволдова безопасность. Мною полностью завладела жажда дальнего путешествия. Я не мог дождаться когда смогу отправиться навстречу приключениям.
Как говориться: готовь сани летом, а корабль — зимой. Едва закончились февральские морозы, мои арабы принялись с утроенной энергией латать судно, видимо так сказалось на их южных организмах наше предвесеннее тепло. Резали, строгали, прилаживали, обновляли порченное временем и драккаром ярла Хакстейна корабельное дерево и такелаж. Джари на свои средства заказал десять бочек со смолой, запасные мачты, новые льняные паруса и несколько бухт пеньковых канатов. По несколько раз в день кто-то из наших бегал в город к кузнецам, заказывали и забирали готовую скобянку. Так же Джари приобрел по дешевке усталого коника, чтобы на своем горбу не тягать из города товары. Пузатенького и лохматого конька я тут же прозвал Лошариком. Покладистому Лошарику отвели местечко возле входа в углу сарая.
От костров, подогревающих смолу, вонь на всю округу стояла несусветная. Млада, у которой начал круглеть острым комочком живот трудилась по хозяйству. Кашеварила, стирала, штопала и шила на всю нашу честную компанию. Она с уверенностью говорит, что будет у нас пацан. Такой же сильный и решительный как его батя. Поглядел я денек на это безобразие и понял, что жить и работать в таких условиях ей противопоказано, мешки, корзины и кульки ворочать даже у мужика пуп развяжется. Поглядел и принял трудное решение — попросил Невула сгонять и проведать как там поживает наш старый знакомец Жох. И поживает ли вообще после набега куршей. Получив к вечеру положительный ответ о здоровье коренного вировца, я отвлек от стряпни Младу и объявил свой вердикт.