— Кстати, Андрей Петрович, наш министр иностранных дел Лавров тоже песни сочиняет и под гитару поет. Но от этого ни беднее, ни глупее не стал. И характер у него вполне мужской.
— Что вы меня успокаиваете?! Я понимаю, речь ведь идет не о вашей дочери. Вы можете хотя бы справки о нем навести?
— Разумеется, разумеется. А можно я вам пока одну историю расскажу?
— Если это поможет делу.
— Смотря что считать делом. Но вам, я думаю, поможет. В вашем нынешнем состоянии.
— Ну рассказывайте, — на самом деле Андрею сейчас никакие истории Горина не требовались. Действовать надо, а не истории травить. Но оборвать Горина будет неправильно. Все-таки Андрей обращался к нему с не совсем служебной просьбой.
Горин же решил рассказать Андрею историю своей семьи. Сказал, конечно, что это у знакомых случилось. Но ведь не в том суть. А успокоить Гвоздева Горин решил и для того, чтобы тот сгоряча дров не наломал, и потому, что в принципе Алексей Иванович относился к своему номинальному начальнику хоть и снисходительно, но хорошо. Тот факт, что Гвоздев содержал три детских дома, перевешивал многие недостатки банкира.
История Горина звучала так. В семье профессора Ленинградского университета, химика, лауреата Сталинской премии, росла дочь. Хорошая девочка, чистенькая, аккуратненькая, прекрасно образованная. Студентка ленинградского Института иностранных языков. После войны, когда семья профессора вернулась из эвакуации, появился рядом с девушкой молодой человек. Фронтовик, лейтенант. С двумя орденами и кучей всяких медалей. Парень без профессии, до войны выучиться не успел, он был 23-го года, прямо из школы на фронт ушел. Веселый, влюбленный в жизнь, что с прошедшими войну случалось сплошь да рядом. Играл на баяне, завел голубятню, работать устроился в таксопарк. Учиться не хотел. Ну, словом, никак не пара для профессорской дочки.
Узнав про роман с таким оболтусом, профессор поставил условие — либо дочь должна с этим простолюдином расстаться, либо пускай съезжает с квартиры и забудет папино имя.
Дочь выбрала любимого. Намучилась она, конечно, с ним по жизни прилично. И пил он порой запоями, и денег зарабатывал мало, и даже пару раз на нее руку поднял. Но любила она его всю жизнь, и счастлива этой любовью была так, что ей каждая баба позавидовала бы. И сын у них вырос нормальный.
А вот профессор до самой старости так с дочерью и не общался. И внука своего не видел.
Так что родителям никогда не дано знать, что для их детей хорошо и где их счастье зарыто. На детей давить — себе вредить.
Андрей выслушал историю молча, не перебивая. Ну как объяснить этому солдафону, что у него совсем иная ситуация? Хотя в чем он прав, так это в том, что его Олю силой, угрозами заставить что-то сделать нельзя. Есть только один вариант — она в этом «Сереженьке» должна сама разочароваться.
— Хорошая история. Намек понял. Ну, давайте посмотрим, что это за фрукт, а там и решать будем, что делать, — примирительно заключил Андрей.
— Разумно. Мне понадобится несколько дней.
План, выработанный тандемом Горин-Борин, отличался примитивностью и потому легкостью и быстротой исполнения. Друзей из соответствующего отдела ФСБ просим выделить на пару дней «наружную», отслеживаем Олю, выходим на Сергея, выясняем установочные данные через участкового, пробиваем по базам данных МВД и Наркоконтроля. На всякий случай проверяем по компьютеру ФСБ, хотя там его точно нет, и картина ясна. Володя предложил для успокоения совести «послушать» парня несколько дней. Вдруг у него другая пассия есть. Тогда достаточно будет Оле показать расшифровку их «мурлыканий», и проблема отпадет сама собой. Горин, хотя и не любил незаконные методы, вынужден был признать, что друг прав. Согласился.
Через четыре дня результаты, если это можно было назвать результатами, были готовы. Парень чист по всем направлениям. Ни у кого ничего на него нет. Единственное, что вызвало легкое смущение, — почему он не служил в армии. Но быстро установили: у него реальные проблемы с позвоночником, так что даже «белый билет», оказывается, он получил легально.
Про отца ничего не известно, мать беженка-армянка, домработница. Квартиру снимают. Правда, маме иногда приходят переводы, а в девяностые кто-то присылал деньги из-за границы, но это, видимо, армянская диаспора — у них принято друг другу помогать. Во всяком случае, тогда ее контрразведка проверяла — чиста.
Андрей выслушал доклад Горина внешне без эмоций. Хотя желваки на скулах ходили сильно, что не ускользнуло от внимания Алексея Ивановича.
— Понял. Я хочу, чтобы вы его подставили, — Андрей сказал это походя, будто просил подвинуть к нему пепельницу.