– Да, раз уж я здесь, – добавил Джеймс после того, как заинтересовавшийся темой сэр Джон закончил расспрашивать его о книге, – можно ли побеседовать с Ричардом Гобартом, находящимся под арестом?
Посол, в этот момент как раз подписывавший приказ об обеспечении вооружённого эскорта для поездки к Западным горам, запланированной Джеймсом на следующее утро, замер и вопросительно поднял брови.
– Я двоюродный брат его матери, – это была ещё одна выдумка, хотя Эшер и впрямь знал Джулию Гобарт – они познакомились на церемонии посвящения её сына в колледж Гонвилл-энд-Киз, – и, честно говоря, опасаюсь, что бедолага Гобарт может слишком… В общем, что в своих письмах он будет описывать жене ситуацию так, как видит её сам. Что в целом вполне естественно.
Лицо посла на мгновение приобрело странное выражение – ноздри слегка раздулись, втягивая воздух, а губы сжались так, будто сэр Джон сдерживался, чтобы не высказаться о наболевшем при человеке, которого этот вопрос никак не касается.
«Значит, он не только уверен, что Ричард виновен в убийстве, он, похоже, даже не удивлён, что оно произошло. Словно ожидал чего-то подобного. Неудивительно, что Гобарт так отчаянно хочет свалить вину на безликую массу местных жителей, кишащую за стенами посольства».
– Конечно, профессор Эшер. Мистер Пэй? – Джордан коснулся настольного звонка, вызывая щеголеватого помощника-китайца. – Проводите, пожалуйста, профессора Эшера в каземат и передайте капитану Моррису, что я разрешил профессору переговорить с Гобартом.
Лидия осталась наверху, пить чай – в Посольском квартале радовались всякому новому лицу, а уж к интеллигентной леди с безупречными манерами даже женатые господа слетались, как голуби на кукурузу.
Сэр Джон вызвался показать Лидии внутренний двор – в этой части квартала сохранилась исходная архитектура. Оставив жену любоваться алыми колоннами, зелёными черепичными крышами и золотыми драконами на потолках, Джеймс вместе с услужливым мистером Пэем отправился по пыльной центральной аллее к более новым постройкам – казармам и каземату.
– Клянусь, я бы её и пальцем не тронул! – Ричард Гобарт отнял руки от лица – в его голубых глазах плескался ужас. – Честно, у меня не было ни малейшего желания жениться на Холли – на мисс Эддингтон, – но, боже правый, убивать её из-за этого?! Если уж я оказался настолько глуп, чтобы сделать ей предложение, то нашёл бы и силы разобраться с этим делом мирно, даже если бы… даже если бы напился так, что не соображал, что несу.
Глаза молодого человека наполнились слезами. Его лицо было более вытянутым и узким, чем у отца – ещё в Кембридже Эшер поражался тому, насколько юный Ричард похож на свою сухощавую мамашу-американку. Его щёки покрывала щетина такого же рыжевато-русого цвета, как и засаленные волосы, однако костюм на Ричарде был другой; видимо, отец с утра пораньше принёс ему чистую одежду: опрятный серый костюм младшего работника посольства, белая накрахмаленная манишка и скромный зелёный галстук.
Руки молодого человека, лежащие на обшарпанном столе допросной, конвульсивно подрагивали, а лицо, бледное до прозелени, блестело от пота.
«У него наверняка совершенно чудовищное похмелье как минимум». Эшер невольно задумался, как часто юный Гобарт курил опиум – и в каких количествах.
– А ты помнишь какие-то подробности того вечера, когда сделал предложение? – спросил он спокойно, зная, что ровный тон частенько действует успокаивающе на тех, кто вот-вот сорвётся в истерику.
– Ни черта я не помню, – Ричард в отчаянии покачал головой. – Отец тем вечером устроил какие-то очередные посиделки за вистом, так что мы с Гилом и Гансом предпочли сделать оттуда ноги. Понимаете, туда должны были приехать Эддингтоны, а я… как бы вам сказать, предпочитал пореже встречаться с Холли. Я понимаю, как отвратительно это звучит, профессор Эшер, но она была такой прилипчивой и всё время говорила, как сильно меня любит… как вспомню – тошно делается, – он содрогнулся, на мгновение зажав рот руками. – Мне показалось, что мы достаточно долго проторчали в Китайском городе и что к тому моменту, когда я вернусь, все уже разъедутся. Но, по всей видимости, я ошибся, потому что смутно помню, как мы с мисс Эддингтон прогуливались по садовой дорожке. С утра мне было довольно паршиво, так что я спустился вниз поздно, рассчитывая, что отец к тому времени уже уедет, а он дожидался меня в столовой с лицом, как у Юпитера Тонанса[12]. Он чуть не ударил меня газетой по голове, а потом спросил, что за чертовщина в этой самой голове творилась в тот момент, когда я делал предложение Холли Эддингтон. По всей видимости, её матушка сообщила об этом в газету сразу с утра, и к полудню свежий номер уже вышел…