Он помахал зажатым в руке ломом. Наверное, такой здоровяк способен проломить череп…
— Вы вошли через ворота? — спросила Лидия таким же тоном, каким поинтересовалась бы у леди Коттсмор, где та брала поданных к столу креветок. Спасибо тетушке Лавинии за умение сохранять спокойный и вежливый тон в любых обстоятельствах.
— Да. В этой части дома нет ни души, — сказано это было самым естественным образом. Затем он снова повел головой, словно пытаясь понять, где он, и что-то сказал по-китайски. Свет вдруг стал неровным; Лидия бросила быстрый взгляд на зажатый в руке фарфоровый подсвечник и увидела, что свеча вот-вот догорит.
Хобарт с шумом втянул воздух, выронил лом, который с грохотом и звоном упал на плиточный пол, и схватился за голову. Снизу послышались крики: один голос что-то говорил по-китайски, второй же просто блеял, и от этого животного звука Лидии едва не стало дурно.
Без единого слова Хобарт отскочил от нее и скрылся в люке. Лидия тут же повернулась, обшаривая взглядом заполнивший комнату мрак.
Там. В кромешной тьме выступал светлый прямоугольник. Значит, Хобарт открыл ставни.
Стараясь двигаться бесшумно, Лидия подбежала к окну и выбралась в ночь.
28
Черт бы побрал бандитов, которые украли у нее очки!
Лидия в темноте прошла до угла дома, не отрывая руки от стены и отчаянно пытаясь вспомнить, говорил ли Джейми, куда надо повернуть, чтобы выбраться из этого дворика. И Джейми и баронесса Дроздова утверждали, что в больших китайских усадьбах только в некоторых двориках есть ворота или калитки, выходящие в хутуны, но едва ли госпожа Цзо заперла бы сына и племянника в таком месте…
Тогда как Грант Хобарт добрался сюда? Что-то вело его — быть может, коллективный разум Иных? Что бы там ни случилось (помимо того, что ее взяли в заложницы, собираясь шантажировать Джейми), Лидия не желала в этом участвовать.
«В этой части дома нет ни души», — сказал Хобарт.
Лунный свет посеребрил вычурные коньки черепичных крыш, но во дворике царил непроглядный мрак. От западного угла здания начиналась переходная галерея — череда темных и еще более темных пятен. Возможно, из дворика было несколько выходов, но Лидия не хотела тратить время на поиски. Хобарту хватит нескольких минут, чтобы ломом вырвать из подвальных стен скобы и освободить посаженных на цепь яогуай. Сделав два поворота, галерея раздваивалась; с одной стороны до Лидии донеслись женские и детские голоса и запах горячего масла. Второй переход закончился в заброшенном дворике, который она медленно обошла по периметру в поисках калитки.
Еще два перехода. Наверное, точно так же она блуждала бы в хутунах, раскинувшихся по другую сторону высоких стен. Одна галерея вывела ее во дворик с жильцами: слабый свет масляной лампы просачивался сквозь щели в окнах, падая на каменные чаши с рыбками и развешанное на веревках белье. Второй переход соединялся с длинной галереей, по которой кто-то шел с фонарем в руке.
Она развернулась и поспешила прочь, надеясь, что ее примут за кого-нибудь из родственниц, но трюк не сработал. Мужчина закричал на нее по-китайски. Лидия бросилась бежать. Завернув за угол, она оказалась в еще одной галерее — или вернулась туда, где уже проходила раньше? Она пробежала через дворик, где на нее накричали две выскочившие из дома женщины (впечатление было такое, будто они ругались из-за пятен, оставленных на новой скатерти, совсем как ее мачеха). Когда она попыталась найти очередной выход, из-за угла раздались крики, и во двор вбежали мужчины с фонарями. Один из них выстрелил из пистолета. Пуля выбила крошку из кирпичной стены в нескольких ярдах от Лидии, и обе китаянки тут же повернулись к охранникам и начали кричать на них.
Лидия попыталась проскользнуть мимо них, но один мужчина поймал ее и заломил ей руку, а второй ударил по лицу с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Под крики китаянок охранники затащили ее в ближайшую комнату, сейчас пустую, но обитаемую: на кане лежали одеяла, на стенах тут и там виднелась развешанная одежда. Один из мужчин что-то приказал оставшимся во дворе женщинам. Послышались громкие пререкания (и кто сказал, что китайских женщин учат покорности?), затем — удаляющийся топот ног. «Ребенок», — подумала Лидия, когда ее силой усадили на рассохшийся бамбуковый стул. Судя по тому, как двигались женщины, у них ноги были перебинтованы.
Она сидела не двигаясь, голова болела от удара. Бесстрашная героиня романа могла бы свалить обоих охранников стулом… но один из них держал ее под прицелом, и едва ли она сумеет убежать после того, как ее изобьют до потери сознания, не говоря уже о том, что она все равно не знает, где находится выход и открыты ли ворота.