Он покачал головой:
— Вы сказали, что в шахтах они появились не более года назад, и вам неизвестно, откуда они взялись. Но откуда-то они должны были прийти. Поэтому я спрашиваю вас: они размножаются?
Эшер вспомнил залитый лунным светом Карлов мост в Праге, черные тени готических башен и шевеление где-то под высокими пролетами. В этом городе есть что-то странное, написал ему Исидро…
Он ответил:
— Именно это мы и пытаемся выяснить.
Когда ветер утих, Эшер вышел пройтись; в ночном воздухе по-прежнему стоял запах пустыни Гоби, над головой висела подернутая дымкой красная луна. Рикши с трудом волочили свои повозки по пыли, которая с тихим шорохом разлеталась из-под колес. На ступенях гостиницы и в дверях магазинов на Посольской улице суетились слуги-китайцы с вениками и совками в руках, и Эшер знал, что завтра утром тем же самым займутся приписанные к посольствам солдаты — немцы, англичане, русские, американцы и японцы.
При дыхании изо рта вырывался пар, который лунный свет превращал в серебристое облако.
Они размножаются?
Эшер содрогнулся при этой мысли.
Карлебах неохотно согласился с тем, что японского атташе придется посвятить в их дела: в конце концов, прошлой ночью граф успел рассмотреть напавших на них существ, и лучше уж пусть он все узнает от Эшера, чем станет наводить справки, которые, без сомнения, привлекут ненужный интерес. Стоит однажды открыть врата ада, и кто знает, сможем ли мы захлопнуть их.
Лидия поинтересовалась, не сможет ли граф договориться с пекинской полицией и получить для нее разрешение ознакомиться с записями о таинственных исчезновениях, имевших место в течение года, или убийствах, жертвы которых были либо обескровлены, либо загрызены, по всей видимости, животными. В особенности ее интересовали районы, расположенные рядом со старыми искусственными озерами обнесенного стенами дворцового парка, а также так называемыми «морями» — тремя водоемами в северной части города. После отречения императора политическая обстановка в Пекине была неспокойной, а в феврале по городу прокатились военные бунты, на усмирение которых пришлось бросить карательные отряды, поэтому Эшер сомневался, что по документам удастся определить, есть ли в городе бессмертные чудовища, но все же согласился поговорить с японцем.
Сейчас в Пекине царило спокойствие.
Он дошел до северной стены Посольского квартала. Ветер взвихрил пыль и донес от ворот запах табака — кто-то из часовых курил тайком, пряча сигарету. На пустыре торговцы из Внутреннего города разгружали тележки с засахаренными фруктами, поношенными туфлями, зажаренными в масле скорпионами на палочках. Между собой они переговаривались на звонком пекинском диалекте. Дальше, за проспектом Дунчанъань, вздымались крыши настоящего Пекина: Внутренний город раскинулся вокруг Императорского города, в сердце которого, как коробочка в шкатулке с секретом, затаился Запретный город, скрывшись за массивными воротами. Там, среди обезлюдевших дворов и разрушающихся павильонов, жил отрекшийся юный император. Кто сегодня сметет пыль с его крыльца?
По дороге в гостиницу Эшер свернул в проулок между стеной британского посольства и невысокой оградой, за которой среди деревьев виднелись кирпичные дома посольских служащих. За голыми ветвями он различил крышу дома Эддингтонов и освещенное лампой окно.
Спит ли Майра Эддингтон?
Смог бы он сам заснуть, если бы Миранда лежала сейчас бездыханной?
Его сердце сжалось при мысли о рыжеволосой крохе, которую он, уходя, оставил ползать по гостиной в поисках кубиков, спрятанных Лидией в самых неожиданных местах, даже в бороде Карлебаха.
Холли Эддингтон — нервная, громкоголосая, такая нелепая в девичьем белом платье, готовая на обман ради брака с богатым мужчиной… Когда-то она тоже была таким ребенком.
Как и та оставшаяся для него безымянной девушка, которую Грант Хобарт убил просто потому, что по-другому не мог достичь оргазма.
— Джеймс, — прошелестело у него над ухом. — Рад видеть вас в добром здравии.
Эшер резко развернулся.
Ветерок всколыхнул длинные белые волосы вампира, раздул полы пальто.
— Не смотрите на меня так, — добавил Исидро, заметив выражение его лица. — К смерти девушки я не имею никакого отношения.
— Но вы ведь услышали что-то в саду? Тогда, у Эддингтонов?