Ее смерть не заняла и нескольких мгновений.
Сейчас эхо тех же эмоций исходило от неподвижной фигуры Исидро.
— Может быть, — с некоторым усилием начал Эшер, — мне стоит пойти с вами, когда вы в следующий раз соберетесь искать с ними встречи? Если они появятся, я, по крайней мере, смогу поговорить с ними.
— Вы умрете, — сказал Исидро ровным голосом. — Возможно, и я тоже, из-за того, что взял себе в помощники смертного. Я даже не знаю, не обрек ли вас на гибель от их рук уже тем, что сейчас говорю с вами. Здесь, в Посольском квартале, их присутствие не ощущается, но я не уверен, что не стал жертвой их внушения. Не знаю. Могу сказать только одно: передвигайтесь с оглядкой и соблюдайте все меры предосторожности, поскольку чутье мне подсказывает, что они могут ударить со скоростью мысли. Простите, — добавил он так, словно и в самом деле хотел попросить прощения.
Пыль запорошила Эшеру глаза. Когда слезы наконец перестали течь, он обнаружил, что уже некоторое время в полном одиночестве стоит на берегу канала неподалеку от городской стены. Неверный свет луны высвечивал только одну цепочку следов, отпечатавшихся в пыли. Следы вели по рю Мэйдзи к гостинице, видневшейся в желтом свете фонарей, и принадлежали ему самому.
10
Пэй Чжэнкан, которого сэр Джон Джордан отрекомендовал как самого надежного из китайских служащих посольства, оказался молодым человеком, получившим образование в Кембридже. Его родители перебрались в Индию, когда самому Пэю было восемь лет, но в Пекине у него были родственники, и недавно он женился на девушке, которую ему выбрала семья. Поэтому он только обрадовался, когда Эшер попросил его помочь разобраться в полученных от компании «Сифандэ Синшэн» чертежах и планах минлянских шахт и предложил десять шиллингов за вечер работы. Сама компания обанкротилась несколько лет назад, что, по мнению Эшера, было неудивительно. Ему хватило одного взгляда на высыпавшиеся из конверта листы пожелтевшей бумаги, чтобы понять: части планов не хватает. Даже когда он разобрался, какие из карт должны изображать Минлянскую теснину, он не увидел ни масштаба, ни участков, хотя бы отдаленно походивших на те, по которым он проезжал в пятницу.
— Нет, сэр, это и в самом деле Минлян, — заверил его клерк, когда Эшер передал ему карту. — Видимо, человек, который сводил карты в одну, никогда не бывал в тех местах и пытался как-то совместить уже имеющиеся чертежи.
Они сидели в одном из посольских кабинетов (Эшеру совсем не хотелось, чтобы о его семье или месте проживания знало больше людей, чем было необходимо), помещении, оставшемся от прежнего княжеского дворца, где не было даже газового освещения, не говоря уже об электрической проводке. Керосиновые лампы отбрасывали причудливые тени на покрытые красным лаком столбы, которые возвышались среди обычных письменных столов, отражая отблески позолоты и поблекшее многоцветье потолочных балок. Занявшись картами, Эшер отметил, что постепенно вспоминает давно заброшенный китайский. И все же он был рад, что у него есть помощник.
— Вот здесь — это ведь уклон? «Десять» здесь означает угол наклона?
— Это кэнь… штольня. Глубиной десять бу,[16] если я правильно понимаю, если только… когда нарисовали карту? Если только тогда уже не пользовались метрами.
— Когда компания перешла на метрическую систему? Есть какие-нибудь указания?
Пэй покачал головой:
— Если оборудование для шахты получали из Германии или Франции, то метрическую систему могли ввести даже в 1880-х, но все зависит от того, в чем их мастера привыкли считать — в метрах или бу и чи.[17] К тому же работники съезжались со всей страны, а в те времена кое-где один бу приравнивали к пяти чи, а в других местах — к шести чи.
— Гм, — Эшер подумал, что не зря несчастный император Гуансюй, которого его властная тетка, вдовствующая императрица, заключила под домашний арест и в конце концов отравила, хотел провести реформу системы измерений. — А что вот здесь? Написано «старая штольня».