— Шелковый переулок, — приказал он.
13
— Сказали, будто Джейми… что? — Лидия в недоумении посмотрела на Карлебаха, затем перевела взгляд на одетого в твидовую пару крепкого мужчину, который представился Тиммсом из посольской полиции.
— Прошу прощения, мэм, но никто ничего не говорил, — сухо поправил ее Тиммс. — Мистера Эшера обвиняют в передаче информации немецкому посольству…
— Кто обвиняет? — она встала и подошла к посетителям, хотя для того, чтобы как следует рассмотреть лицо полицейского, ей пришлось бы наступить ему на ноги. Пока что она видела только сизые обвисшие щеки и напомаженные волосы цвета кофе, в который недолили молока. — И какого рода информацию Джейми мог бы собрать здесь, в Пекине? Порядок построения на плацу?
— Подробности обвинения меня не касаются, мэм. Но у него точно совесть нечиста, если он решил скрыться.
— Это нелепо.
Она открыла было рот, собираясь сказать, что Джейми НИКОГДА не признался бы немцам (тем более — немцам) в том, что был шпионом… и поняла, что вряд ли сумеет таким образом исправить ситуацию. Вместо этого она рухнула в ближайшее кресло и сквозь слезы беспомощно посмотрела на стоявших перед ней мужчин:
— Кто же мог придумать такую ложь?
Даже ее мачехе не удалось бы лучше разыграть эту сцену. А может быть, и удалось бы…
— Осмелюсь надеяться, мэм…
Хриплый голос Тиммса слегка дрогнул. «Хорошо, у меня получилось растрогать его…»
— …что вы позволите нам обыскать комнаты.
Лидия прекрасно знала, что Джейми записывал только замечания по поводу тональностей и глагольных форм, поэтому она уронила голову в ладони, кивнула и издала единственный приглушенный всхлип. Обладай Карлебах хоть какими-нибудь актерскими наклонностями, он бы тут же воспользовался поводом броситься к ней и заклеймить Тиммса жестоким чудовищем (что только усилило бы желание Тиммса поскорее покончить с обыском и притупило бы его внимательность), но профессор сумел лишь выдавить:
— Ну же, сударыня…
Вместо него к ней на помощь пришла Элен, которая, должно быть, подслушивала, стоя у дверей детской:
— Ноги вашей здесь не будет! — горничная помахала мокрой губкой перед носом полицейского. — Пока не покажете ордер, как положено, выписанный судьей, а его-то у вас и нет…
— Все в порядке, — прошептала Лидия. Лучше было вести себя так, словно им нечего скрывать, чем требовать ордер. — Элен, пожалуйста, покажите джентльмену комнаты. И… и принесите мне воды…
С удовлетворением она отметила, что Миранда, которая обычно вела себя на удивление спокойно, разразилась криком, едва Тиммс шагнул в детскую.
Стоило только Тиммсу скрыться за дверью, Лидия встала, собрала полицейские отчеты и вручила их Карлебаху.
— Не беспокойтесь за меня, — прошептала она, выпроваживая старого ученого в коридор.
Не хотелось бы, чтобы отчеты конфисковали… В растерянности и недоумении она подошла к окну и стала там, прислушиваясь к негодующему голосу Элен, истерическим рыданиям миссис Пиллей и воплям Миранды и вглядываясь в темноту чужеземной ночи. Она не знала, что ей теперь делать, кроме как ждать весточки.
В Шелковом переулке Эшер собирался нанять другого рикшу, но доехать туда не успел.
На Синьчжуши — одной из главных улиц, пересекавших Внешний город, — кто-то окликнул его возчика. Сам Эшер не понял ни слова: говорили то ли на языке хакка, то ли на кантонском, то ли еще на каком-то из дюжины китайских «диалектов», которые на самом деле были не диалектами, а отдельными языками. Поэтому он не слишком удивился, когда рикша свернул с широкого проспекта в улочку хутуна, стиснутую серыми стенами с утопающими в них воротами, а оттуда — в тупик шириной не более пяти футов, провонявший рыбьими головами и человеческими испражнениями. Он крикнул «Тин!» — стой! — но рикша и не подумал остановиться, и тогда Эшер вытащил из ботинка нож, достал из кармана пиджака револьвер, выпрыгнул из возка и прижался спиной к стене, готовясь к драке.
Те, кто поджидал его, стояли по обе стороны тупика, в самом его начале. Поначалу он не мог понять, сколько их, потому что из ближайшего хутуна просачивались лишь слабые отблески света. Стоило только Эшеру спрыгнуть на землю, как его рикша тут же скрылся за углом дальше по проулку, прихватив с собой возок и фонарь. Эшер послал ему вслед проклятие, хотя едва ли мог винить его: окажись он сам втянут в стычку, где его могли случайно убить, он бы тоже постарался убежать. Он скорее угадал, чем увидел тени двух человек, которые перекрыли проход в хутун, и выстрелил, больше чтобы показать, что у него есть огнестрельное оружие, чем в надежде ранить хотя бы одного из них. Затем он со всех ног бросился к выходу из тупика, рассчитывая, что страх перед вторым выстрелом удержит их.