— И срисовал их, да.
Лидия повернула записку к себе, всматриваясь в черные строчки. Китаец воспроизвел все особенности, свойственные старомодному почерку Исидро, все широкие петли и завитушки на концах некоторых букв.
— Должно быть, он обладает повышенной чувствительностью к таким вещам. Ведь от Исидро его отделяла толща земли. Интересно, он согласится подвергнуться гипнозу?
— Можем спросить у него. Но на английском он говорит с трудом. А ты умеешь гипнотизировать людей, Джейми?
— Нет, — признался он. — Но если он согласится погрузиться в состояние медитации, мы через него сможем поговорить с Исидро.
Лидия встретилась с ним взглядом, открыла было рот — и ничего не сказала. Ее глаза за толстыми стеклами очков наполнились слезами.
Наверное, она хотела спросить, для чего нужен этот разговор. Чтобы попросить его помочь, хотя они уже решили, что оставят его? Навсегда оставят в могиле, из которой он не сможет выбраться, в могиле, заполненной ядовитым газом, который разъест кожу и выжжет глаза, но не убьет его и не лишит сознания?
Да, да… и да.
Похоже на игру в шахматы, устало подумал Эшер. Или на пасьянс. Когда уже за пять ходов ты знаешь, что проиграл, и ничего не можешь с этим поделать…
«Вспоминайте меня», — написал Исидро.
Эшер притянул Лидию к себе. Она сняла очки, положила их на столик рядом с запиской и уткнулась лицом в плечо мужа, дрожа, словно от сильного холода.
— Голос из сна.
Цзян провел рукой по высокому лысеющему лбу. Седые брови сошлись над переносицей в мучительном напряжении.
Лидия ушла незадолго до рассвета; Эшер проспал до второй половины дня. Жилище Мицуками располагалось в конце заросшего травой прохода, недалеко от малоприметной калитки в углу японской части квартала, через которую можно было попасть в переулок, ведущий к рю Лагрене. Прислуга в доме военного атташе (а также его любовница, чей голос Эшер не раз слышал сквозь тонкие стены, хотя саму женщину не видел) отличалась преданностью и спокойствием и обращалась с Эшером так, словно он был одновременно почетным гостем и невидимкой. Выскользнуть из Посольского квартала и к двум часам добраться до Шелкового переулка, где его ждала Лидия, оказалось не так уж сложно.
— Надеюсь, вскоре мы полностью восстановим твое доброе имя, — сказала она по дороге в храм Вечной гармонии. — Уверена, кто-то видел, как я ночью покидала гостиницу, и уже ходят слухи, будто у меня есть любовник… и готова поклясться, что Аннетта Откёр платит кому-то из обслуги. Если нас увидят сейчас, когда ты одет таким образом, люди непременно начнут болтать, что я сошлась с китайцем, и тогда мне придется переехать в Париж или еще куда-нибудь, хотя даже в Париже такое поведение сочтут вызывающим.
— Я буду держаться от вас на расстоянии в три шага, госпожа, — кротко ответил Эшер, подтягивая повыше прикрывавший нижнюю половину лица платок. Он успел принять ванну (в полуразрушенном дворике в переулке Чжулун часто мыться не получалось из-за холода), после чего Мицуками выдал ему новое ципао, штаны и шапку. — Почему ты не позаимствовала пальто у миссис Пиллей? А у Элен можно было взять шляпку и юбку.
— Верно, но этот фокус всем известен. Скорее всего, мадам Откёр сама не раз прибегала к нему. Хотя я могу сказать всем любопытствующим, что ты показывал мне дорогу в опиумный притон, — внезапно приободрилась она. — По-моему, это вполне пристойно…
— Ну уж нет!
— По крайней мере, такое объяснение поймут и станут расспрашивать меня о пережитых ощущениях. А значит, до того, как история разойдется, мне придется разузнать, что испытывает человек под воздействием опиума…
В храме тучный священник сказал им, что Цзян отправился просить подаяние (занятие, подобающее всем монахам) и вернется только на закате. Поэтому опыты с гипнозом пришлось отложить до наступления темноты.
— Голос из сна, — повторил Цзян, потирая лоб пальцами точно так же, как он делал во время разговора с Лидией в гостинице.
В постройке за храмом гуляли сквозняки — на город снова налетел ветер из пустыни, принеся с собою пыль. Огоньки старинных ламп колебались под его порывами. Тени от продавленной кровати, стойки со свитками и разбросанных тут и там стопок книг сгущались, превращаясь в чудовище из детской сказки. На полках выстроились тысячи флакончиков и горшков: женьшень, корень пиона, черепашьи панцири, рог носорога, узловатые корни имбиря, мышиные зубы и кости… Выставленные по размеру пестики, набор игл для иглоукалывания, похожий на необычный музыкальный инструмент…