Выбрать главу

Приложение 6 ГОМЕР О ПОГРЕБЕНИЙ ПАТРОКЛА ТРИЗНА ПО ПАТРОКЛУ

Так сокрушались трояне по граду. В то время ахейцы, К черным своим кораблям возвратяся, на брег Геллеспонта, Быстро рассеялись все по широкому ратному стану. Но мирмидонцам своим расходиться Пелид не позволил; Став посредине дружин их воинственных, он говорил им; «Быстрые конники, верные други мои, мирмидонцы! Мы от ярма отрешать не станем коней звуконогих; Мы на конях, в колесницах, приближимся все и оплачем Друга Патрокла: почтим подобающей мертвого честью. Но, когда мы сердца удовольствуем горестным плачем, Здесь, отрешивши коней, вечерять неразлучные будем». Рек — и рыдание начал; и все зарыдали дружины. Трижды вкруг тела они долгогривых коней обогнали С воплем плачевным: Фетида их чувства на плач возбуждала. Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехи Каждого воина; так был оплакан вождь их могучий. Царь Ахиллес между ними рыдание горькое начал, Грозные руки на грудь положив бездыханного друга: «Радуйся, храбрый Патрокл и в Аидовом радуйся доме! Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался: Гектор сюда привлечен и повергнется псам на терзанье; Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейших Юных троянских сынов, за смерть твою отомщая!» Рек, — и на Гектора он недостойное дело замыслил: Ниц пред Патрокла одром распростер Дарданиона в прахе. Тою порой мирмидонцы с рамен светозарные брони Сняли; от ярм отрешили гремящих копытами коней И, неисчетные, близ корабля Ахиллеса героя Сели; а он учреждал им блистательный пир похоронный. Множество сильных тельцов под ударом железа ревело, Вкруг поражаемых; множество коз и агнцев блеющих; Множество туком цветущих закланных свиней белоклыких Окрест разложено было на ярком огне обжигаться: Кровь как из чанов лилася вокруг Менетидова тела. Но царя Эакида, Пелеева быстрого сына, К сыну Атрея царю повели воеводы ахеян, С многим трудом убедив, огорченного гневом за друга. Сонму пришедшему к сени Атреева мощного сына, Царь повелел немедленно вестникам звонкоголосым Медный треножник поставить к огню, не преклонится ль к просьбе Царь Ахиллес, чтоб омыться от бранного праха и крови. Он отрекался решительно, клятвою он заклинался: «Нет, Зевесом клянусь, божеством высочайшим, сильнейшим! Нет, моей головы не коснется сосуд омовений Прежде, чем друга огню не предам, не насыплю могилы И власов не обрежу! Другая подобная горесть Сердца уже не пройдет мне, пока средь живых я скитаюсь! Но поспешим и приступим немедля к ужасному пиру. Ты, владыка мужей, повели, Агамемнон, заутра Леса к костру навозить и на береге все уготовить, Что мертвецу подобает, сходящему в мрачные сени. Пусть Менетида скорее священное пламя Гефеста Скроет от взоров моих, и воинство к делу приступит». Так говорил, — и, внимательно слушав, ему покорились. Скоро под сенью Атридовой вечерю им предложили; Все наслаждались, довольствуя сердце обилием равным; И, когда питием и пищею глад утолили, Все разошлись успокоиться, каждый под сень уклонился. Только Пелид на брегу неумолкношумящего моря Тяжко стенящий лежал, окруженный толпой мирмидонян, Ниц на поляне, где волны лишь мутные билися в берег. Там над Пелидом сон, сердечных тревог укротитель, Сладкий разлился: герой истомил благородные члены, Гектора быстро гоня пред высокой стеной Илиона. Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла, Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный; Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый. Стала душа над главой и такие слова говорила: «Спишь, Ахиллес! неужели меня ты забвению предал? Не был ко мне равнодушен к живому ты, к мертвому ль будешь? О! погреби ты меня, да войду я в обитель Аида! Души, тени умерших, меня от ворот его гонят И к теням приобщиться к себе за реку не пускают; Тщетно скитаюся я пред широковоротным Аидом. Дай мне, печальному, руку: вовеки уже пред живущих Я не приду из Аида, тобою огню приобщенный! Больше с тобой, как бывало, вдали от друзей мирмидонских Сидя, не будем советы советовать: рок ненавистный, Мне предназначенный с жизнью, меня поглотил невозвратно. Рок — и тебе самому, Ахиллес, бессмертным подобный. Здесь, под высокой стеною троян благородных, погибнуть! Слово еще я реку, завещанью внимай и исполни. Кости мои, Ахиллес, да не будут розно с твоими; Вместе пусть лягут, как вместе от юности мы возрастали В ваших чертогах. Младого меня из Опунта Менетий В дом ваш привел, по причине печального смертоубийства, В день злополучный, когда, маломысленный, я ненарочно Амфидамасова сына убил, за лодыги поссорясь. В дом свой приняв благосклонно меня, твой отец благородный Нежно с тобой воспитал и твоим товарищем назвал. Пусть же и кости наши гробница одна сокрывает, Урна златая, Фетиды матери дар драгоценный!» Быстро к нему простираясь, воскликнул Пелид благородный: «Ты ли, друг мой любезнейший, мертвый меня посещаешь? Ты ль полагаешь заветы мне крепкие? Я совершу их, Радостно все совершу и исполню, как ты завещаешь. Но приближься ко мне, хоть на миг обоймемся с любовью И взаимно с тобой насладимся рыданием горьким!» Рек, — и жадные руки любимца обнять распростер он; Тщетно: душа Менетида, как облако дыма, сквозь землю С воем ушла. И вскочил Ахиллес, пораженный виденьем, И руками всплеснул, и печальный так говорил он: «Боги! так подлинно есть и в Аидовом доме подземном Дух человека и образ, но он совершенно бесплотный! Целую ночь, я видел, душа несчастливца Патрокла Все надо мною стояла, стенающий, плачущий призрак; Все мне заветы твердила, ему совершенно подобясь!» Так говорил — и во всех возбудил он желание плакать. В плаче нашла их Заря, розоперстая вестница утра, Около тела печального. Царь Агамемнон с зарею Месков яремных и ратников многих к свезению леса Выслал из стана ахейского; с ними пошел и почтенный Муж Мерион, Девкалида героя служитель разумный. Взяв топоры древорубные в руки и верви крутые, Воины к рощам пускаются; мулы идут перед ними, Часто с крутизн на крутизны, то вкось их, то вдоль переходят. К холмам пришедши лесистым обильной потоками Иды, Все изощренною медью высоковершинные дубы Дружно рубить начинают; кругом они с треском ужасным Падают; быстро древа, рассекая на бревна, данаи К мулам вяжут; и мулы, землю копытами роя, Рвутся на поле ровное выйти сквозь частый кустарник. Все древосеки несли совокупно тяжелые бревна: Так Мерион повелел, Девкалидов служитель разумный; Кучей сложили на берег, где Ахиллес указал им. Где и Патроклу великий курган и себе он назначил. Страшную леса громаду сложив на брегу Геллеспонта, Там аргивяне остались и сели кругом. Ахиллес же Дал повеленье своим мирмидонянам бранолюбивым Медью скорей препоясаться всем и коней в колесницы Впрячь; поднялися они и оружием быстро покрылись; Все на свои колесницы взошли, и боец и возница; Начали шествие, спереди конные, пешие сзади, Тучей; друзья посредине несли Менетида Патрокла, Все посвященными мертвому тело покрыв волосами. Голову сзади поддерживал сам Ахиллес благородный, Горестный: друга он верного в дом провожал Аидеса. К месту пришедши, которое сам Ахиллес им назначил, Одр опустили и быстро костер наметали из леса. Думу иную тогда Пелейон быстроногий замыслил: Став при костре, у себя он обрезал русые кудри, — Волосы, кои Сперхию с младости нежной растил он; Очи на темное море возвел и, вздохнувши, воскликнул: «Сперхий! напрасно отец мой, моляся тебе, обрекался, Там, когда я возвращуся в любезную землю родную, Кудри обрезать мои и тебе принести с гекатомбой И тебе ж посвятить пятьдесят овнов плодородных, Возле истоков, где роща твоя и алтарь благовонный. Так обрекался Пелей, но его ты мольбы не исполнил. Я никогда не увижу драгого отечества! Пусть же Храбрый Патрокл унесет Ахиллесовы кудри в могилу!» Рек — и, обрезавши волосы, в руки любезному другу Сам положил, и у всех он исторгнул обильные слезы. Плачущих их над Патроклом оставило б, верно, и солнце, Если бы скоро Пелид не простер к Агамемнону слова: «Царь Агамемнон, твоим повеленьям скорей покорятся Мужи ахейские: плачем и после насытиться можно. Всех отошли от костра и вели, да по стану готовят Вечерю; мы ж озаботимся делом, которого больше Требует мертвый. Ахеян вожди да останутся с нами». Выслушав речи его, повелитель мужей Агамемнон Весь немедля народ отпустил к кораблям мореходным. С ними остались одни погребатели: лес наваливши, Быстро сложили костер, в ширину и длину стоступенный; Сверху костра положили мертвого, скорбные сердцем; Множество тучных овец и великих волов криворогих, Подле костра заколов, об