Но братья как-то не задумывались над тем, что все свои дела они творили на глазах уже не мальчика, а 13-летнего юноши, который уже в 12 лет отличался буйным нравом[212]. Иван развивался физически не по летам быстро. По данным Посольского приказа, объявленных за рубежом, он уже «в мужеский возраст входит, а ростом совершенного человека уже есть, а з божьей волею помышляет ужо брачный закон приняти»[213]. Забегая вперед, напомним, что в 16 лет Иван говорил митрополиту и боярам о своем желании жениться.
А между тем Андрей Шуйский, пользуясь положением старшего среди бояр, вел себя вызывающе. 9 сентября 1543 г. на совете великого князя в Столбовой избе «князь Андрей Шуйской да Кубенские и их советницы изымаша Федора Семенова сына Воронцова, что его великий государь жалует и бережет, биша его по ланитам и платье на нем ободраша и хотеша его убити, и едва у них митрополит умоли от убийства. Они же сведоша его с великого князя сеней с великим срамом, бьюще и пхающе, на площадь и отослаше его Неглимну на Иванов двор Зайцова, и послаша его на службу на Кострому и с сыном его с Иваном».
Иван IV не мог забыть нанесенной ему обиды, а Андрей Шуйский, чувствуя, судя по всему, свою безнаказанность, еще больше распоясался. Почти три месяца молодой великий князь копил злобу на опекуна, которая в конце концов нашла выход. Летописец так описывает последующие события: «Тое же зимы, Декамврия 29, князь великий Иван Васильевич всея Русии не мога того търпети, что бояре бесчиние и самовольство чинят, без великого князя веления, своим советом едйномысленных своих съветников, многие убийства сътвориша своим хотением, и многие неправды земле учиниша в государеве младости, и великий государь велел поимати перво съветника их князя Андрея Шюйского и велел предати псарем, — и псари взяша и убиша его, влекуще к тюрьмам, против ворот ризоположенных в граде, а советников его разослал; и от тех мест начали боляре от государя страх имети»[214].
Давая оценку происшедшим событиям, нельзя не остановиться на позиции известного советского исследователя И. И. Смирнова, книга которого, посвященная раннему периоду жизни и царствования Ивана IV, в целом, безусловно, высоко оценивается специалистами и пользуется популярностью у любителей отечественной истории. Но, на наш взгляд, И. И. Смирнов несколько увлекается объективизацией событий. Так, анализируя сообщение летописи о личной приязни Ивана IV к Федору Воронцову из-за ненависти Шуйских к этому князю, он утверждает, что эти слова «являются лишь традиционной формулой, определявшей ту видную роль, которую, очевидно, Воронцов играл в правящих кругах; ибо в это время сам Иван не мог еще принимать никакого действительного участия в политических, делах (ему было всего 13 лет)»[215]. Но мы уже говорили, что Иван в этом возрасте был не по годам развитым юношей. К тому же фаворитизм Федора Воронцова не вызывает никакого сомнения, так как после возвращения из ссылки он сразу же становится особо приближенным человеком при великом князе. Точку зрения И. Ил Смирнова на личность Ивана опровергает и заключительная фраза летописца: «…и от тех мест начали боляре от государя страх имети».
Нельзя согласиться с И. И. Смирновым и в оценке личного влияния Шуйских на ход политических событий, тем более его суждения вступают в полное противоречие с источниками. Так, Никоновская летопись, описывая события 1542 г., сообщает: «А князь Иван Шюйской тогда бе в Володимер послан стояти бережения для от Казаньских людей; и князь Иван Шюйской в Володимире многих детей боярских к целованию привел, что им быти в их съвете. И срок бояре учинили Ивану Шюйскому и его съветникам быти в Москве из Володимера генваря 3, в понедельник»,[216] и «князь Иван Шюйской тое же ночи пригонил из Володимера».
Большую роль в восстановлении Ивана Васильевича на регентство, а также в сведении митрополита Иоасафа и постановлении на митрополию новгородского архиепископа Макария сыграло издавно преданное фамилии Шуйских новгородское дворянство[217].