Не включил Иван в приписки к летописям и свои излияния по поводу безудержных хищений опекунами великокняжеской казны с последующей ее перековкой в именные кубки и т. п., тем более что свидетелей этим преступным деяниям из-за возраста быть не могло, а сплетни исходили, по-видимому, от людей, враждебных Шуйским. Во всяком случае ни Иван Шуйский, ни его брат Василий не имели никакого отношения к фактам воровства. Будучи в течение многих лет наместниками в самых богатых городах Руси — Новгороде, Пскове, Смоленске, Владимире — и имея богатейшие торгово-промышленные вотчины, а также находясь в самых добрых отношениях с великими князьями, они являлись одними из самых богатых людей на Руси. А то, что Иван Шуйский носил поношенную шубу, говорило не о его бедности, а о скромности знаменитого воеводы, не нуждавшегося во внешнем блеске.
Другое дело, если бы обвинения Грозного относились к Андрею Михайловичу Шуйскому, о жадности и стяжательстве которого знали все. Его отдали на убиение псарям именно по приказу самого Грозного. Андрей Михайлович, конечно, мог бы приложить руку к великокняжеской казне, но ему-то как раз Грозный не ставит этого в вину. Обвиняя Василия Васильевича в том, что он поселился во дворе дяди Ивана, князя Андрея Грозный вряд ли прав: ведь князь Василий Шуйский, женившись на двоюродной сестре Ивана, стал его родственником, а двор Андрея, убитого матерью Ивана IV, пустовал, так как вся семья Андрея была выслана из Москвы. Нельзя в полной мере адресовать опекунам и жалобу Ивана на то, что их с братом не вовремя, не вкусно и не досыта кормили, — дети сами могли пожаловаться на плохую еду, ведь ее готовили не опекуны. А вот сетования такого характера: «Во всем бо сем воли несть; но вся не по своей воли и не по времени юности», — говорят скорее в пользу опекунов, чем опекаемых.
Мы не можем согласиться с Р. Г. Скрынниковым, видящим причину жалоб Ивана Грозного в нежелании великого князя «часами высижывать на долгих церемониях, послушно исполнять утомительные, бессмысленные в его глазах ритуалы, ради которых его ежедневно отрывали от увлекательных детских забав». Однако если вспомнить реакцию Ивана Грозного на бестактное поведение Ивана Васильевича Шуйского, то создается впечатление, что великому князю не так уж были в тягость проявления раболепства окружающих и, в частности, тех, кто в домашней обстановке не обращал на пего внимания. Участвуя в торжественных церемониях, Иван предвкушал сладость власти, он стремился к ней и ждал лишь совершеннолетия[228]. А если вспомнить, каким «увлекательным детским забавам» предавался великий князь, то, как пишет С. Ф. Платонов, «окружающих поражали буйство и неистовый нрав Ивана, любимыми потехами которого в 12 лет было бросанье "с стремнин высоких" кошек и собак и т. п.»[229].
Факты ограбления городов и сел, а также насилие над соседями можно отнести также к деятельности Андрея Шуйского и его брата Ивана, тогда как такие объективные источники, как писцовые книги и губные грамоты, убедительно доказывают, ярко выраженный дворянский характер политики братьев Васильевичей. Кстати, и сам Грозный в послании к Курбскому невольно отметил популярность Ивана Васильевича Шуйского в кругах поместного дворянства. Говоря о походе последнего на Москву в начале 1542 г., Грозный пишет, что Шуйский во Владимире «приворотил к себе всех людей и привел их к целованию». Здесь следует отметить, что владимирские дворяне, так же как и новгородские, поддержали Ивана Шуйского, а не любезного сердцу великого князя Ивана Бельского. Это еще раз подтверждает ошибочность утверждений тех историков, которые считали победу Ивана Шуйского над противниками в 1542 г. случайной.
Итак, анализ первого послания Ивана Грозного к Андрею Курбскому, особенно в части, относящейся к описанию деятельности князей Шуйских в период малолетства Грозного, дает основания утверждать, что факты, представленные в ней, нельзя считать достоверными, а сам документ можно назвать публицистическим произведением с мемуарно-памфлетическим оттенком, написанным Грозным в преддверии опричнины. Ведь если принять всерьез ту ненависть, которой пропитаны все строки послания, относящиеся к Шуйским, то вряд ли последним поздоровилось бы после перехода всей полноты власти в руки Ивана Грозного. В действительности же источники рисуют иную картину: именно Шуйские оказались единственными из знатнейших княжеских фамилий России, не пострадавшими от руки царя даже в разгар опричного террора.