Но при всей неуравновешенности психики Ивана основной и неизменной чертой его характера, с первых и до последних дней его правления, оставалась жестокость, граничащая с садизмом. Не прошло и полугода со дня неожиданной для всех казни князя И. Кубенского и двоих Воронцовых, как за две недели до коронования и ровно за месяц до свадьбы Иван с садистской жестокостью расправляется с двумя своими сверстниками и, по всей вероятности, участниками его юношеских похождений — князьями Иваном Дорогобужским и Федором Овчиной-Оболенским. О близости этих княжат к юному великому князю можно судить потому, что Иван Дорогобужский являлся приемным сыном боярина-конюшего И. Ф. Челяднина, а Федор Иванович Овчина-Оболенский — сыном фаворита матери Ивана IV Елены Глинской. Естественно, что оба княжича имели постоянный доступ во дворец и были близки с великим князем. И вдруг 3 января 1547 г. их казнили. Причем Ивану Дорогобужскому отрубили голову, а Федора Овчину подвергли самой зверской казни, практикуемый в Турции, — посадили на кол «на лугу за Москвой рекою против города»[239].
Летописец сообщает, что казнили княжичей с «повеления князя Михаила Глинского и матери его княгини Анны»[240]. Невольно напрашивается вопрос: почему казнь Ф. Овчины была более безжалостной? По всей видимости, Иван помнил об оскорблении, нанесенном его матери и ему самому напоминанием о связи Елены Глинской с отцом Федора Овчины. А если принять во внимание слухи, ходившие о происхождении Ивана и на основании которых Федор Овчина превращался в его брата, то причина жестокости казни Федора становится более понятной.
Влияние Глинских на государственную жизнь, сменившее фавор Воронцовых, принесло Ивану IV больше вреда, чем правление всех предшествующих боярских группировок. Глинские, чуждые по крови, да к тому же отличавшиеся непомерной гордостью и жадностью, были ненавидимы всеми слоями населения Москвы.
Свадьба молодого царя состоялась 3 февраля 1547 г. Не успело еще пройти похмелье после свадебных пиров, как в начале апреля в Москве начались пожары, постепенно охватившие весь город. Иван с женой бежали в село Воробьево. Пожар не пощадил и Кремля. Митрополит Макарий, пытавшийся сначала спастись в Пречистенском соборе, вынужден был бежать через потайной подземный ход и, перебравшись через Москва-реку, выехать в свой Новинский монастырь в Дорогомилове[241]. Между тем в народе поползли слухи, в которых виновниками пожаров называли Глинских; говорили, что бабка царя Анна Глинская «волхованием сердца человеческие вымяша и в воде мочиша и тою водою кропиша и оттого вся Москва выгоре»[242].
Начались волнения, большая толпа жителей города направилась в Кремль требовать выдачи Глинских. Брат Елены Юрий Глинский, ища спасения, спрятался в Успенском соборе, но был вытащен оттуда и побит камнями на площади; двор его полностью разграбили. Остальным Глинским удалось скрыться. Хотя к концу лета восстание было окончательно подавлено, но Глинские все же опасались за свою жизнь, и 5 ноября 1547 г. Михаил Васильевич Глинский, не пожалев расстаться с высоким званием боярина-конюшего, которого он добивался с такой настойчивостью, вместе с матерью Анной и женой бежал в Литву. С ними бежал и выбранный Иваном в свадебные дружки вместо Ивана Шуйского князь Иван Турунтай-Пронский[243].
И кого же выбрал Иван Грозный, чтобы послать в погоню за беглецами? Таким доверенным лицом оказался князь Петр Иванович Шуйский. Шуйские к этому времени снова занимали видное место при царском дворе. Так, среди людей, которым, как и царю, архиепископ Новгородский Феодосий, второй, после митрополита, человек в российской церковной иерархии посылал подарки в марте 1548 г., значатся Петр Иванович Шуйский и Федор Иванович Скопин-Шуйский, получившие по золотому угорскому наравне с братом царицы — Никитой Романовичем[244].
Петр Иванович настиг беглецов в Ржевских местах и заставил их вернуться в Москву[245]. Пленникам удалось спастись от кары тем, что они сослались на страх перед толпой после убийства Юрия Глинского, а также благодаря ходатайству митрополита Макария. Петр же Шуйский быстро пошел в гору. Как уже говорилось, в 1550 г., будучи еще в молодых летах, он получает чин боярина и назначается наместником в Псков. На высокие посты возвращается и Иван Михайлович Шуйский. В 1547–1549 гг. он вторично занимает пост Новгородского наместника[246]. Итак, Шуйские снова возвращаются на новгородские и псковские земли. Но в начале 50-х годов Иван IV развивает энергичную дипломатическую деятельность, а также начинает подготовку к завоеванию Казани. Шуйским в который раз приходится расстаться с наместничеством и заняться дипломатическими и военными делами.
239
Продолжение хронографа редакции 1512 г. // Исторические записки. Кн. VII. М., 1951. С. 291.
245
Смирнов Н. И. Очерки политической истории Русского государства 30–50 годов XVI в. М.; Л., 1958. С. 170.
246
3имин А. А. Наместническое управление в Русском государстве второй половины XV — первой трети XVI в. // Исторические записки. Кн. 94. М., 1974.