Чем же объяснить поведение Скопина, и в частности то, что он скрыл от Василия поступок Ляпунова? Карамзин так объясняет подобное поведение: «Князь Михаил служил Царю и Царству по закону и совести, без всяких намерений властолюбия, в невинной смиренной душе едва ли пленяясь и славой». А послов Ляпунова он отпустил «мирно возвратиться в Рязань, надеясь, может быть, образумить ее дерзкого воеводу и сохранить в нем знаменитого слугу для отечества»[361].
Представляется, что Скопин под пером Карамзина выглядит каким-то сахарным пасхальным ангелочком. Вряд ли «невинный юноша со смиренной душой», совершенно равнодушный к славе и воинским подвигам, мог завоевать такую любовь, граничащую с поклонением, не только у русских воинов, но и у закаленных в битвах наемных, профессиональных солдат западноевропейских армий и их прославленного полководца. Все действия Скопина, начиная с первого сражения в возрасте 17 лет и до конца жизни, говорят о его горячей любви к воинским подвигам и славе, а суровая расправа в Новгороде с Татищевым отнюдь не свидетельствует о смиренности души и слабости характера полководца. Неубедительны, на наш взгляд, и рассуждения Карамзина о причинах умолчания Скопина о поступке Ляпунова, якобы продиктованном желанием сохранить отечеству верного слугу. Все поведение Ляпунова до приведенного случая и позднее, вплоть до его гибели в ссоре с казаками, отнюдь не является свидетельством его политической надежности. Напротив, Ляпунов имел склонность к политическим интригам, занимаясь которыми, всегда преследовал личный интерес, мало думая при этом об Отечестве.
На наш взгляд, поведением Скопина в данном случае руководили другие мотивы. Прекрасно сознавая, что в воинской среде и в народе на него уже давно смотрят как на самого желанного кандидата на царский престол, а, с другой стороны, принимая во внимание преклонный возраст и слабое здоровье Василия, Скопин-Шуйский рассчитывал прийти к власти мирным путем. Дмитрий же, с его глупостью и фанаберией, да к тому же непопулярный в народе, вряд ли являлся для него серьезным соперником. Так вполне мог рассуждать умный, честный молодой князь, уверенный в своей родовитости, а значит, и в законных правах на российский престол. Скопин, убежденный в том, что его заслуги и популярность в народе, и особенно в армии, являются достаточными гарантиями безопасности, не страшился опалы и преследований со стороны Василия, но последующие события показали, до какой степени князь ошибался.
Собрав достаточные для окончательного разгрома врага силы, Скопин продолжал военные действия, направленные на полное освобождение страны от противников всех мастей. Прежде всего он посылает воевод Хованского, Борятинского и шведа Горна в Тверскую и Смоленскую области, чтобы те отрезали конфедератам возможность воссоединения с Сигизмундом.
В то же время Скопин направляет отряд для проверки состояния укреплений, устроенных Сапегой, все еще стоявшего под Лаврой. Но командующий этим отрядом воевода Валуев проявил завидную инициативу: убедившись в ограниченных возможностях противника, он 4 января 1610 г. вступил в Лавру, взяв в подкрепление стоявший там отряд Жеребцова, и напал на польский лагерь. Разгромив его, Валуев вернулся к Скопину с большим количеством пленных. Сапега, поняв, что его мечте о захвате Лавры с ее неисчислимыми богатствами не суждено сбыться и нужно думать лишь о спасении остатков своего войска, прекратил осаду и 12 января бежал к Дмитрову, бросив в покинутом лагере большие запасы продовольствия и значительную часть взятых в прежних боях трофеев. Спустя некоторое время из Лавры к Василию был послан инок со святой водой и с сообщением об окончании 16-месячной осады. В грамоте воздавалась хвала богу и… князю Михаилу Скопину-Шуйскому за чудесное спасение. Троицкие иноки встретили победителя и его войско с великой благодарностью и отдали Скопину все запасы продовольствия, оставшееся у них в житницах, а иноземным солдатам заплатили несколько тысяч рублей из монастырской казны.
Однако военные действия по окончательному разгрому врага, несмотря на суровую зиму и глубокие снега, еще велись. Сводный отряд князя Куракина выступил на лыжах из Лавры к Дмитрову, куда ушел Сапега. После кровопролитного сражения, окончившегося полной победой Куракина, неприятель, бросив пушки и знамена, покинул Дмитров и отдельными группками бежал к Клину. Но не найдя там ни жителей, ни продовольствия, Сапега оставил на произвол судьбы присоединившихся к нему, тушинских поляков и ретировался со своим отрядом к Смоленску. Уход Сапеги открыл Скопину свободный путь на Тушино, войска последнего заняли Старицу и Ржев. В Тушинском лагере начался переполох. Конфедераты попросили прощения у храброго и опытного Рожинского, с которым они были в ссоре, и он вывел их из подожженного в панике лагеря в направлении к Смоленску. Сам же Рожинский умер в Волоколамске от истощения сил, вызванного беспрерывным пьянством и распутством. Его отряд, оставшийся без вождя, рассеялся: одни бежали к Сигизмунду, другие — в Калугу к Лжедмитрию, третьи — к Сапеге, занимавшему позиции на берегу реки Угры. На русской территории еще бродили шайки Лисовского и Просовецкого, но и они весной ушли в мятежный Псков.