Странник-монах Феоклит прячет в пути грамотки надёжно. Он юрок и хитёр. Идёт по дороге на Путивль какой день, а лисьи глазки остры — всё видят, лисий носок чуток — всё чует. Мышку учует Феоклит в траве, волка в густом лесу выглядит. Мышку, чтобы хапнуть, а от волка — стрекача вовремя дать. И твердит Феоклит в пути вместо молитвы седмицу раз да ещё многажды раз по седмице всё записанное в грамотке:
— «Знай, владыко византийской церкви Иеремия, како на Руси веру чтят. Многие люди, забыв Бога и православную христианскую веру, тем прелестникам-скоморохам следуют, сходятся по вечерам на бесчинные позорища. На улицах и на полях богомерзких скверных песни поют всякие, бесовские игры устраивают. Да в городах и уездах прелестники и малоумные людишки в бесовские сонмища сходятся. Многие люди мужского и женского полу по зорям и в ночи чародействуют, бесчинствуют, творят блудодейство и скачут через огнища. Како же держать на престоле русской церкви человече, не могущего крепить бразды?»
Прелестные грамотки надёжно творили своё дело. Ни на один запрос Иова не отвечали ни Антиохия, ни Константинополь. Будто и не было на Руси Иоакима, будто и не давал он слова правителю Годунову да митрополиту Иову.
Богдан и Дионисий иного пока и не желали.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
СТРАННИК НИКОЛАЙ
Минул год, как митрополит Иов проводил в дорогу Антиохийского патриарха Иоакима. Это был год тщетных ожиданий и терпеливого бдения. Иов перестал сетовать на Иоакима, понял, что духовному отцу не просто добиться согласия от других первосвятителей внять просьбе русских иерархов об учреждении патриаршества на Руси. И всё-таки Иов был полон веры в то, что всякое богоугодное, благое побуждение даст свои плоды, ибо сие угодно Всевышнему творцу.
Совсем по-другому воспринял годовое молчание Иоакима Борис Годунов. Правитель был сильно недоволен Антиохийским патриархом. В конце концов, считал он, за такие богатые дары надо расплачиваться. В отлику от Иова Борис каждодневно ждал вестей из Константинополя, где должна была решиться судьба русской церкви. Борис часто говорил Иову:
— Отче владыко, блажен, кто верует. Меня же посетило сомнение и не покидает: забыл о нас патриарх Иоаким.
— Бог простит твоё сомнение, сын мой, если укрепишь свою веру молитвой. Всякому плоду должно созреть.
— А злой умысел? Нет ли ему места? И ты знаешь — от кого...
— Ведомо мне, что сей человек честолюбив, любостяжателен, ан подличать не горазд.
— Зачем же он якшается с пролазой Богданом? Зачем Богдан перехватил Иоакима, держал с ним беседу?
— Верую и надеюсь, что не во вред церкви. — Иов кой-что знал о хитростях Дионисия и Бельского, но не придавал сему особой цены.
Годунов был другого мнения о происках Дионисия и Богдана. Нет, Дионисий не смирился с тем, что потерял престол главы русской церкви, что он не первый иерарх. Да и Богдан от зависти сгорал, видя во всём успехи Годунова. Но спорить с Иовом Борис не хотел и лишь попросил:
— Отче владыко, чем искать рыбу в мутной воде, пошлём-ка гонцов из Посольского приказа. Пусть дьяк Щелкалов попечётся, чтобы плод ко времени созрел. А под лежачую колоду вода не течёт.
— Уповай на Бога, сын мой, — упорствовал Иов. — Да пошлёт тебе Господь по сердцу твоему и все намерения твои исполнит. Вещает мне душа, что близок час путника-иноземца.
Борис всегда охотно внимал словам Иова, принимал их к сердцу. Он верил не столько в его провидческий дар, сколько в житейскую мудрость, в ясность ума, в чистоту помыслов. Иов вносил в него дух умиротворения, и этим даром своего высокочтимого друга Борис особенно дорожил. Как много принял он советов от Иова, которые приносили ему жизненное равновесие и уверенность.
А Иов, в свою очередь, был признателен Борису за высокочтимость его сана, но не личности. Сам он любил Бориса не за то, что правитель благоволил к нему, а за то, что великую пользу России нёс, за то, что его дела украшали царствование Фёдора. Всё содеянное Годуновым Иов оценивал не только как служитель, как глава православной церкви, но и как просвещённый человек эпохи — сочинитель.
В ночные часы, склонившись у налоя над писчей бумагой, освещённой пламенем восковой свечи, он писал о венценосном государе России и о том, кого Господь Бог уравнял с венценосцем — о правителе Борисе Годунове, о его влиянии на умы и сердца россиян. Как рождалось то, что писал Иов, он не мог бы сказать. Знал одно: всё сказанное о Борисе поднималось из глубин души.