— Русский народ и его церковь со дня крещения принимали к сердцу боли и нужны первосвятителей как свои, — издали начал Иов. — Христиане — братья во Христе, како же беду и горе не поделити. Ноне наша церковь богата. Ей посильно помочь твоей церкви, святейший. — Иов умолк. Теперь время сказать главное и око в око. — Но тебе ли не знать, владыко, что русская церковь тоже нуждой мается. Спустя два лета Русь отпразднует шесть веков с того часу, како влилась в лоно православия. Наш государь Фёдор Иоаннович не единожды сожалел о том, что мы не равны пред Богом. Возможно ли тебе, святейший, просить Вселенский Собор за русское православие, дабы обрести равный лик с Царьградом, Антиохией, Александрией и Иерусалимом? — Иов внимательно смотрел в глаза Иоакима.
И старец не отвёл глаз, не потупил взор.
— Великой Руси вольно просить Вселенский Собор, чтобы дал патриаршество, — ответил Иоаким, лаская глазами почтенного Иова, — а как проявите рвение, буду способствовать вам в Константинополе и на Вселенском Соборе.
— Како скоро сия просьба к Вселенскому Собору получит благословение? — спросил Иов.
— Токмо Богу Всевышнему ведомо время свершений. Будем молить его, дабы сие свершилось к дню Крещения Руси. Помню сию дату.
— Да помолимся, святейший владыко, за наши благие чаяния.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — ответил Иоаким, вставая из-за стола. — Аминь.
Иов тоже встал, повёл гостя в моленную, остановился перед иконостасом, в центре которого сиял освещённый лампадами Деисус — икона с изображением Христа-Спасителя, Богоматери и Иоанна Предтечи по сторонам. Но прежде чем опуститься на колени, Иоаким взял за руку выше локтя Иова и тихо сказал:
— Брат мой во Христе, пред его ликом прошу: берегись ехидны, коя затаилась в вашем стане.
— Благодарю, святейший владыко. Аз ведаю, чьё имя рек ты своими устами.
Вечером того же дня, после богослужения, пришёл в Благовещенский собор, где вёл службу Иов, Борис Годунов. Он прошёл в алтарь к Иову и там, за иконостасом, у них была тайная беседа.
— Царь-батюшка разгневан на Дионисия, призывал его к себе и ругал за конфуз. Дионисий каялся, да без усердия. Но государя не обманешь. И он воскликнул: «Ты мне неугоден, лукавый!» А чем всё кончится, токмо Богу ведомо.
Когда Борис рассказал то, что случилось во дворце у царя, Иов попросил его:
— Ты, мой сын, не поскупись на милостыню в честь патриарха Иоакима. Пусть порадуется и подивится твоей государевой щедрости.
— Ясно мне, владыко, одно: явился он к нам на Русь за дарами не от жирных щей. Не будем же нищими от своих щедрот. Не оскудеет рука дающего, и я ублажу святого старца, — ответил Борис.
— Бедственно живёт его Божье патриаршество, — посетовал со вздохом Иов, — разорениям губительным подвергнутое.
Борис никогда не скупился на вклады в монастыри, в церковь. Верил искренне, что за всё вложенное со святою молитвою на устах Бог воздаст своей милостью. А богатства Борису было не занимать, поговаривали, что он богаче самого царя.
— Не сомневайся, владыко, если он тако же обещал твёрдо милость и усердие проявить к русской церкви, то уедет от нас с почестью, подобающей сану. Наделю соболями, куницами, воском и мёдом, рыбьим зубом, узорочьем и полотном.
— И серебра не пожалей.
— И серебром одарю, и коней упряжку заменю.
Разговор между правителем и митрополитом складывался будто меж равными друзьями-братьями. Да и всамделе было так: многие годы проверялась их дружба и трещины не дала.
Из собора Годунов ушёл в царские палаты, куда заходил беспрепятственно и каждый вечер. День прошёл, и нужно было донести царю все дневные дела-тяготы. Но сегодня Бориса волновало лишь то, о чём шла у него беседа с Иовом.
Царь Фёдор находился в малой передней, на малом возвышении — царское место. Здесь Фёдор принимал государственных мужей. Он сидел в аксамитном охабне, отделанном соболями и узорочьем, с большим лалом на груди. В глазах — ожидание.
Приездом Антиохийского патриарха Иоакима царь Фёдор был доволен. На трапезу думал позвать, и царица Ирина об этом просила, пообещал ей. А теперь ждал, что скажет любезный правитель о цели приезда почётного гостя.