— Так укажи сие место, государь, — проявил твёрдость Ян Бучинский.
Этот разговор случился утром. Лжедмитрий ещё мучился головной болью, потому что вечером чуть не утонул в вине, потом же без успеха провёл полночи у Ксении. Теперь он не выспался, был зол и сорвал злость на Бучинском.
— Мы тобой недовольны, Ян. Моя держава сказочно богата, и нужно токмо уметь взять сие богатство. Пошли, наконец, Богдана в Красное село со стрельцами, пусть шубников потрясут. Ещё в Богоявленский и Знаменский монастыри пошли князя Рубец-Мосальского Василия, пусть молятся иноки за нас, а деньги при молитве не нужны. Иди же, распорядись. — И Лжедмитрий снова уткнулся в подушки.
Самозванца не смущало то, что оскудела казна России. Его беспокоило другое. Народу стало известно, что он задумал обвенчаться с латинянкой, что его невеста Марина Мнишек вот-вот прикатит в первопрестольную. Разговоры об этом шли всюду. Митрополит Крутицкий Геласий, исполняя службу в кремлёвской церкви Спаса Преображения, был озадачен вопросом прихожанина.
— Да может ли быть супругою русского царя латинянка, ежели не отречётся прежде от латинства и не примет православия? — спросил Игнатий Татищев, совсем недавно вернувшийся из Новгорода, куда ездил на переговоры со шведами.
Знал, что ответить дотошному христианину Геласий, да не сразу слово сказал. Ведал он, что всё супротивное царю доносят клевреты его. И всё-таки ответ был.
— Знай, сын мой, Игнатий: русские святители в своей архиерейской присяге давали клятву стоять против браков православных христиан с католиками-латинами.
Самозванец знал сию клятву. И пока Марина ещё не появилась в Кремле, торопился сделать всё, чтобы препон венчанию не было. Нунцию Рангони он написал письмо: «Дайте моей невесте волю хотя бы наружно исполнять обряды православные. Пусть она сходит в церковь, постится в среду, а не в субботу, примет причастие от патриарха в день коронования. Иначе она коронована не будет и не станет моей женой».
Дьяк Власьев вернулся с ответом уже в феврале 1606 года. Рангони просил Лжедмитрия миловать его, потому как без воли папы Римского он ничем не мог помочь. «Я не сомневаюсь, когда ваше величество обстоятельнее и прилежнее взвесите это дело, то силою своей высочайшей власти, которой никто не должен противиться, преодолеете все препятствия и не допустите никакого принуждения вашей невесте. Да и не новое это дело, повсюду почти видим, что латиняне берут себе жён греческого закона, а держащиеся греческой веры мужи женятся на латинянках...»
Лжедмитрий понимал, что Рангони толкает его на обман русской церкви: «Во всём сделать вид, что покорны христианскому обычаю». Но Лжедмитрий знал, что русских священнослужителей ему не обмануть. Особенно же Лжедмитрий боялся митрополитов Гермогена и Геласия, епископа Коломенского Иосафа. Приехав в царский коломенский дворец, Лжедмитрий поделился с Иосафом о том, что скоро у него будет венчание с обручённой невестой.
— Ты обвенчал бы нас? — спросил Лжедмитрий.
— Коль сие угодно Всевышнему, свершил бы обряд, — ответил Иосаф.
Но как только узнал, что она некрещёная полька, покинул царский дворец.
— Не будет моего благословения латынянке, — крикнул он, уходя.
Где-то в феврале, на Агафью-коровницу, оберегающую от болезней живность рогатую, царь повелел явиться во дворец Гермогену, Геласию, Иосафу и епископу Терентию, получившему недавно новый чин.
Шёл лёгкий снег, и морозец играл, полоз саней поскрипывал на дороге. Да Гермоген ничего не замечал, думал, зачем понадобился царю. Знал одно: не на благие, а на богомерзкие дела зовёт.
Днём накануне забегал к князю Василию Шуйскому его племянник князь Михаил Скопин-Шуйский. Он носил при Лжедмитрии польский чин мечника. Проще, служил оружничим. Да и не служил бы, потому что ненавидел Лжедмитрия. Но князь Василий упросил: «Во благо России прошу тебя, княже-племянник». — «Да какое же благо, дядюшка?» — воскликнул юный князь. Он был статен, высок, силой недюжинной-богатырской наделён да не по годам умён и скор в делах. И соколиная фамилия — Скопа — к месту была.
Князь Василий хорошо знал племянника и сказал просто:
— Смотри, княже, не буду настаивать в ущерб себе. Сам созреешь розмыслом.
И хитрый князь Василий не ошибся. Вскоре же, на первом месяце службы у Лжедмитрия, Михаил прибежал к Шуйскому с важной вестью. Была у самозванца тайная встреча с секретарём нунция Антония Рангони патером Луиджи Пратисоли. Просил самозванец иезуита о том, чтобы быстро мчал в Рим и выпросил у папы Павла V разрешение стать предводителем союза католических держав — будто Россия уже приняла католичество! — для борьбы с Портой. Планы Лжедмитрия шли далеко. Обращаясь к папе Павлу V, он лгал членам Сената, боярам о том, что думает вернуть в лоно России земли Ягеллонов, которыми владели в старину россияне.