— Город, как тебя зовут? — мой вопрос ударился о ржавую железную стену и покатился над помойкой, — а меня как зовут? Кто я? — и только отдаленный какой-то гул, и никакого ответа, ни снаружи, ни изнутри.
Я стоял так и думал, что делать, надо оттолкнуться от стены и пойти оглядеться, но, внутрь, вытесняя все, вползал страх, больше не было никаких заскоков в сторону вселенской пустоты, боли или чего там плавало в башке целую вечность. Был только страх, сжатый в короткий вопрос — кто я? И не было ответа, не было даже намека.
Я все-таки оттолкнулся от стены, ноги продолжали меленько потрясываться, да и организм в целом втянулся в этот процесс, шаги давались не то чтобы тяжело, а нереально тяжело. Трясущийся организм все время норовил подломиться и рухнуть обратно в помойку. Стена была какой-то бесконечной и огромной, она закрывала все: и небо, и все то, что было слева и справа. Я шел почти весь день, шаг, три вдоха, шаг, выдох, шаг, упал, уперся, встал, шаг, три вдоха, шаг, выдох, шаг, упал, уперся, встал, шаг, три вдоха, выдох, шаг упал, уперся, встал… я шел, чтобы посмотреть, что там за железной стеной, где я? На каком я свете. Маловероятно, что, высунувшись из-за стены, я увижу табличку с надписью: "Добро пожаловать в Конотоп". О! Это было бы большой удачей, я бы тогда точно знал — я в Конотопе.
С меня сошло семь потов, мне уже не было так холодно, руки кровили во всю, желудок наперегонки с сердцем пытались вырваться изо рта. Я оглянулся, и понял, как недалеко я ушел от своего помойного лежбища из коробок. А если бы не коробки, замерз бы к лешему. Надо идти, идти, идти, идти. В конце концов, почти через сто лет, выяснилось, что стена не бесконечна, она просто поворачивала вправо, но то, что я увидел, было большим предательством, было подставой. Обычные дома! Обычные дома обычного района, обычный автобусный круг и какие-то ангарчики вдоль конечной. Хотелось упасть и орать, но сил не осталось. Что теперь? Что теперь делать, как понять хоть что-нибудь? Нет, не падай, иди, дурак, иди к домам, там люди, там можно спросить, можно посмотреть, какая улица, что за автобусы, может что-то знакомое. Может зацеплюсь еще за что-нибудь.
Из-за стены послышались голоса, и я понял, что могу-таки спросить, я могу все спросить и тогда вспомню, видимо меня просто избили тупо до потери памяти. Эта мысль заколотилась внутри меня. Я сейчас все спрошу. Я пошел на голоса. Шагах в тридцати открылись металлические ворота. Из ворот вышли двое, один высокий и подтянутый, в деловом костюме и дубленке, второй в джинсах и красном пуховике — хозяин-пуховик, мелькнуло у меня в голове. Хотя какая разница. Я пошел к ним, отряхиваясь одной рукой и цепляясь за стену другою. Мужики повернули головы в мою сторону, я остановился и даже рта не успел открыть. Высокий молниеносно нагнулся, поднял с земли ледяной булыжник и запустил в меня.
— Бомжара, сука! Вот вас развелось, вали отсюда, козел, пока собак не спустили — ледышка ударила в плечо и все. Просто мгновение, щелчок и я снова в коробках, зарыт, закопан, нет меня. Только мой страх лежал тихонечко, чтобы не выдать. Послышались шаги и мат, я вдавился в мусор и перестал дышать.
— Николаич, ну вот оно тебе надо? — послышалось издали.
— Да достали, твари, шарахаются тут… — послышалось невдалеке, — ладно, весна-сука уже вот она, подсохнет, блядь, всю помойку под бульдозер, и одуванчиками нах засею.