Вошел хозяин. Мы представились, армяне пообнимались, думаю, они каждый вечер так обнимались. Лорис минут пять посидел с нами, пока официантка записывала, что принести, потом сослался на дела и ушел.
— Ну, рассказывай.
И я рассказал, не сильно рассыпаясь в эпитетах, не сильно ударяясь в детали. Да чего там ударятся-то, он меня и так понял. Под долму и хороший, настоящий, да нет, что там — под лучший в мире кофе, и лучшую в мире долму, мы проговорили часа три. Арег сказал, что отвезет меня домой, и вернется в Москву, а по первой траве, как только сможет, приедет, и вот тогда мы может даже по стопке выпьем.
До моей деревни на его ласточке мы долетели за час, правда последние два километра от трассы шепотом по темноте и проселку, но добрались таки.
— Давай теперь я тебя кофеем угощу, правда растворимый и дешевый…
— Давай, а то засну по дороге, плевать, любой давай.
Мой умный армянин удержался от комментариев, треснувшись об оба косяка головой. Мы еще потрепались, уже ни о чем, выпив кофе, Арег засобирался.
— Слушай Арс, ну я надеюсь, что тут днем посимпатичней, чем сейчас. Все, мне пора. Жди в гости. Если что, то на станции в сельпо тебя искать. Я запомнил, давай, поеду.
— Подожди. Знаешь, у меня тут вещица одна из прошлой жизни, вот сегодня сунул в карман, не знаю, по инерции, ни к чему мне это все сейчас, просто ни к чему, хочу тебе отдать, приедешь — буду рад, а не приедешь — будешь вспоминать, — я достал из заднего кармана часы, — знаешь, не дороги они мне ничем, не особенные, никакие, просто часы, просто купил, потому что фишка сезона. Просто жена не нашла, куда я их с похмела сунул. Но это в любом случае… и в любом случае, ты в бизнесе, и лучше меня знаешь, что по одежке… короче. Говна ща наговорю.
Я совсем растерялся, оказывается, я не могу человеку правильно сказать, что мне просто нечем его отблагодарить. Не чем больше, а хочется невероятно. И я сказал это вслух.
— Слушай, ну нечем мне тебя отблагодарить, а хочется, сильно хочется что-то сделать тебе хорошего, а так, если что, продашь и будет на что месяц-другой перекрутиться. Бля, Арег, я от сердца. А оратор я, вишь, никакой.
— Ты вообще, что ли, они сколько стоят, ты упал совсем, это квартира в Москве. Ты продашь и квартиру купишь, — запротестовал Арег.
— Есть у меня квартира, есть у меня все, не возьмешь — обидишь. Сильно обидишь. Не нравится, продай, подари, разбей, не возьмешь — я разобью.
И он взял, и глаза совсем по-детски загорелись.
Мы еще пообнимались, и он поехал. Я смотрел вслед, пока были видны огни его машины, потом докурил и пошел спать. Тапочки я себе не купил, про мобилу забыл, но зато Арега повидал.
Какой-то бред из прошлой жизни вперемешку с картинками пустой ободранной квартиры промелькнул, и я отрубился.
И я был как штык. Все пошло по привычному кругу. Только волосы больше хвостом по шее не терлись, и заусенцы на руках не цеплялись до крови. А так, все то же — лопата, тачка, уголь. Хлебовозка опаздывала, наверное, сломалась по дороге, такое случалось с ней регулярно. Вроде, сегодня больше ничего не подвозят, только после обеда с мясокомбината машина придет. Так что можно спокойно к отцу Льву сходить. Все-таки, думаю, я не слышу. Ну не может Бог меня не слышать. И Арег, Москва, и все переживания отошли за ночь на второй план, а это глодало.
— НинПетровна, здрасте, я к отцу Льву, на полчасика, не больше, — и я было уже ушел.
— Ну-ка, покажись… дефки, дефки… — заорала Петровна — не, ну вы гляньте, на один день отпустили в город и все, и не узнать человека. Ну ты прям Ален Делон.
— Да ну вас, Нина, не побоюсь этого слова, Петровна. Да просто мастерица попалась рукастая.
— Оп-па, — высунулась Тамара, — а я и не поздоровалась, мне и в голову не пришло, что это ты.
— Ой, только не говори, что без бородищи я неузнаваемо хорош, все, барышни, восторги принимаются, стрица и брица обесчаю регулярно, я ушел, приду через полчаса. Том, а ты вроде выходная?
— Да я это, Машку подменяю…
Я не стал вникать, чего с Машкой, Машка Машкой, а отец Лев уедет и все, до завтра не поймать.
Успел свечки поставить, записочки даже написал, раньше не писал, даже и не знаю, почему, а сегодня написал. Всех написал, кого только смог вспомнить. Записок получилось больше десяти. И это только о здравии. И еще молебен Николаю Угоднику, ох, видать, молилась моя бухгалтерша, а она если что делает, то до конца, видимо, некуда просто деваться Святителю Николаю от меня. Подумал, поставлю свечку к Николаю. Подумал и удивился, а не знаю я, как икона-то выглядит. Елки, во дурак, ну надо же. Я не помню, а может и не знаю, как Николай Угодник выглядит. А я вообще ни одну икону не различу. Нет, ну это вообще за рамки, я выл как собака на луну и брехал на Бога, а сам вообще ничего не знаю о Нем. Ну и кто я после этого. Вот дятел, вот урод. Меня не коробило то, что я как бы к незнакомцу пристаю. Я как будто привязался к чужому человеку. Именно так, Бог для меня чужой, потому что я ни шагу не сделал Ему на встречу. Я может Ему и сын, но я даже не Блудный сын, я просто предатель.