— Простите пожалуйста, а там что за церковь видна? — обратился я к стоявшему тут же на остановке пузану.
— Тама? Тама монастырь Высоцкий.
— Да ну, ничего себе, и что, действующий?
— А чего ему не действовать, действующий.
— Слушай, мужик, и чего, прям службы идут?
— Ну ты даешь, а чего тада еще в действующем монастыре делать, если службы не идут? — он глянул на меня, как на какого-то дурачка.
— Ну да, ну да, слышь, а тут вроде недалеко, да?
— Да тут все вроде не далеко.
— А сколько идти то туда?
— А че идти-то, вон пройди две остановки до рынка, а там на 8 автобус сядешь, до "Прогонной" и все, а идти замаешься, это на глаз близко, а так вверх-вниз, вверх-вниз, глазюки повылазят.
— Да ну, у вас автобусы говорят редко ходят.
— Э, это пригородные, вот 31 или 126, а восьмерка городской, ну десять минут максимум.
— Точно?
— Да точно, иди, иди, не боись.
В монастырь я сегодня уже не поеду, конечно, потому что времени много, Петровна там изведется, с утра сама пришла, только вот карманы мне не вывернула, и джинсы ей не те, и надо было костюм. А где я ей костюм возьму, у меня тут как раз костюмов с собой мешок. Даже платочек носовой чистенький всучила. Поеду, расскажу, как я тут обернулся утицей. А вот до восьмого автобуса я, пожалуй, дойду пешком, потому что этих, как оказалось, пригородных не видно, и судя по расписанию, не скоро будет видно.
— Спасибо мужик, давай удачи.
— И тебе удачи.
И я пошел в сторону рынка, где и останавливался восьмой автобус. Рынок был огромный, с торговым комплексом в два этажа, с километрами открытых прилавков. Роскошный был рынок, дух мшелоимства витал вокруг. Руки зачесались, слюноотделение началось. Так давно я не был на рынках, в магазинах, что вспомнились, тысячи очень нужных вещей, без которых я вообще не понятно, как жил раньше, и чем дальше я заходил в недра рынка, тем сильней был соблазн начать скупать все подряд. Ну надо же, какой соблазн, ну никогда не думал, что такая страстишка, прям чесотка. Как при чесотке, чем больше чешешься, тем больше хочется чесаться дальше. Вон еще вешалку надо, а то телогрейки на гвоздях плохо висят.
Бедные домохозяйки, это же чокнуться можно, вот так каждый день по магазинам-рынкам шариться, это же расслоение мозга начнется. Надо собраться, надо взять себя в руки и бежать в сторону вокзала. Надо в сторону вокзала, а пошел в сторону торгового комплекса. И прибалдел. Чистота, в холле фонтан, кафешки, мясные ряды чистые, продавцы в белых халатах, вот тебе и уездный город, вот тебе и рынок. Захотелось сразу мяса, жаренного, с картошкой, но в мои планы оно не входило, да и дороговато все-таки в городе, у нас в деревне подешевле, да и глупо из города везти то, что можно у себя купить дешевле, да и свежее, да и что-то не идет нынче мясо в моем рационе. Раньше без пары отбивных не спалось.
Раньше, раньше, раньше я завтракал кофе и сигаретой, обедал сигаретой и кофе, а вот ужинал раза три, и напоследок, это уже когда за полночь переваливало, надо было мяса кусок сожрать. Теперь как-то все перевернулось, все вообще перевернулось, кофе не лез. Так думал, в кайф, в столице хорошего кофейку… и кофеек был хорош, но кайф какой-то не тот, видать, отвык. Много от чего отвык, от сигарет вот только никак. А надо бы и курить бросить, вот сколько не думаю, зачем я курю, не могу на этот вопрос ответить. Как-то давно моя жена пробовала меня отучить, сама бросила, прочитав какого-то американца. Вот он там тоже упирал на то, что нету кайфа в курении. Я и сам знал, что нету. А первая утренняя сигарета? Свежий никотин по сонному мозгу и судорожному желудку… легкая тошниловка в тяжелой голове. Вечная мозговая тяжесть достает до костей, и каждый раз, втягивая первую сигарету, я думаю, что надо что-то менять в жизни, в мозге и душе.