Вот взять мои глаза, например. Когда я впервые взглянул в зеркало, после того как курс интенсивной терапии возымел желаемый эффект... О, я сказал много, очень много! Благо в языке моих легендарных самурайских предков затабуированных слов почти нет, так что можно прямым текстом высказать все, что наболело. Тем более что наболело даже в прямом смысле: антифриз — гадкая и едкая штука. А еще... Боги, человек так к себе привыкает! А вот сегодня посмотрел в зеркало — ничего, понравилось. И медсестричке вроде тоже.
Впрочем, я до сих пор не прочь встретиться с той свиньей, которая, вместо того чтобы внятно остановить меня, только запудрила мне мозги! К сожалению, все произошло столь молниеносно, что до падения я разглядел лишь заляпанную лиловым спину и то, что пониже. Маловато для составления портрета преступника, а? После попадания в лужу, в прямом и переносном смысле, не разглядел уже ничего. Шеф делает вид, что виновник происшествия — нечто среднее между Призраком Оперы и Человеком-невидимкой, но я этого так не оставлю. Выпишут — доберусь до списка уборщиков Архива и распорядка их дежурств, делов-то. Надо ведь выдать кретину дарвиновскую премию[2], да?
Дверь бесшумно отворилась, заставив меня вздрогнуть и прервать нить сладостных раздумий. У кого нет привычки стучать, перед тем как войти, так это у Барбары! Варварское имя — соответствующие манеры. Впрочем, несмотря ни на что, уважаю: шеф — человек на своем месте. Жестковата для женщины, конечно, но мне ж ее не жевать... Хотя иногда хочется — за все хорошее. Да и фигурка у нее... вполне. Ну вот, снова отвлекаюсь. Что-то меня, с новым цветом глаз, все на дам, да на дам смотреть тянет! Соберись, Амано-кун![3]
— Доброе утро! — хором произносят вошедшие.
Вошедшие? Ах да, Барбара не одна. За ее спиной обретается некая личность раздолбайского вида, на несколько лет младше меня, в бесцветном пиджаке, пожеванном, судя по всему, гиппопотамом. Брюки, э-э-э, соответствуют. Шевелюра слегка встрепанная, но, если пригладить, стала бы просто пышной, каштанового цвета. Ну, это уже что-то: плохих людей с хорошими волосами не бывает.
Вы спросите, почему я так пялюсь на спутника Барбары? Так шеф абы с кем не придет. Если уж приводит кого, то сугубо по делу, а потому всегда нелишне внимательно разглядеть того, с кем тебя сводит судьба, пусть всего на несколько часов. Было бы странно, если бы Барбара заявилась ко мне под ручку с сынишкой или братишкой по дороге в супермаркет.
— Доброе утро! — улыбаюсь я.
— Позвольте представить вам моего сводного племянника, — прищуривается в ответ Барбара, будто прочитав мои мысли. — И вашего возможного напарника в оперативной работе.
— Морган Кейн, служащий Ар... — Молодой человек запинается (неужели заика?) и умолкает. То ли робеет, то ли... надеюсь, все же первое. Как-то не хочется работать с придурком, а, как вы понимаете, фраза насчет возможного напарника — всего лишь дань вежливости со стороны Барбары. Не присущей ей вежливости, и об этом следует еще поразмыслить. Попозже.
— Mo недавно перешел на работу в Отдел, — заполняет создавшуюся паузу шеф. — И еще, видимо, не совсем точно знает в какой.
Язва. Жаль ее племянничка, тем более что последний, похоже, не обладает способностью держаться с теткой на равных. Впрочем, а кто обладает? Я и сам не в полной мере. А ведь мы не родня как-никак. Я ей ничем не обязан. Почти. Кстати, маловато меж ними сходства, разве что в цвете волос. Впрочем, сводный же, не родной. Глаза у Барбары миндалевидной формы, светло-синие, с многообещающим стальным отливом. У племянничка — просто серые и совершенно... круглые. Ну, слегка преувеличиваю, конечно, но тенденция, можно сказать, на лице. Остальные черты мелкие, слегка нервные, но тонкие и относительно правильные. Ростом паренек на полголовы ниже меня, а в плечах уже значительно. Наверно, из Аналитического Отдела перевели, откуда-нибудь с периферии. Еще бы, при таких-то связях! Что ж, будем гонять. Для придания сколь-либо сносной физической формы, что при отсутствии на нем лишних кило — дело наживное. Интересно, почему все же на оперативную работу?
— Амано Сэна, — ободряюще подмигиваю и информирую незадачливого юношу о своем звании, возрасте и прочих бесполезных деталях биографии, которые вам уже известны и которые принято освещать при официальном знакомстве. Барбара удовлетворенно кивает в такт каждой фразе, а по окончании моего краткого монолога поднимается со стула:
— Ну, вот и славненько, можете продолжать в том же духе до обеда. А в два жду вас в Третьем Корпусе. Для тебя, Морган, повторяю: Следственного Управления Службы Безопасности Федерации. И кстати, — подчеркивает она последнее слово, — если совсем заскучаете, ознакомьтесь вот с этим. Уж вы-то, Амано, — усмешка в мою сторону, — будете в восторге, это точно!
На колени моему теперь уже официально назначенному напарнику ложится прозрачная папка с несколькими листками внутри. Новое дело, очевидно. Первое совместное. За шефом захлопывается дверь, и мы долго внимаем цокоту удаляющихся каблучков. Так долго, будто самое важное для каждого из нас — уловить момент, когда звук затихнет. Потом выжидающе смотрим друг на друга. Тоже долго. После чего Кейн скромно опускает очи к распечатке. Некоторое время ну просто налюбоваться не могу. Ах, какой профессионализм! Ах, какое рвение в работе! Так бы и убил...
2
Дарвиновская премия присуждается лицам, отыскавшим оригинальный способ исключения своего генотипа из генофонда человечества. Короче говоря, людям, погибшим от собственной дури.
3
«-кун» — один из так называемых именных суффиксов. Амано, как человек с двуязычным мышлением, иногда переключается на язык далеких предков, обязательно наследуемый каждым из их потомков. (Второй язык, общепринятый для всех, — галактический, на базе русского.) Суффикс кун в данном контексте — дружелюбное обращение к самому себе.