Сменив деловую тройку на уютный домашний костюм, женщина помолодела лет на десять по сравнению со своими целлографиями. Более того, она оказалась донельзя хорошенькой и милой, особенно этот ее жалобный взгляд...
— Вам удобно, молодой человек?
— Да, не беспокойтесь, моя донна... Я не заслуживаю такой заботы.
— Нет, что вы! Я едва не убила вас, и теперь...
— Я сам виноват, моя донна: задумался и не посмотрел, куда иду.
— Не пытайтесь выгородить меня! — Алессандра улыбается. Еще немного смущенно, но уже без прежней тревоги. — Я просто ужасно вожу машину. Мне и права выдали только потому, что...
— О, не открывайте тайн, моя донна! Тайны придают очарование даже самой заурядной женщине, а такую, как вы, возводят на недосягаемый для смертных престол.
Смуглые щеки становятся еще темнее. Она... краснеет? Но я же всего лишь сказал то, что думаю.
— Вы поэт?
— О нет, моя донна, я скромный государственный служащий... Перебираю бумажки изо дня в день и вполне доволен своим положением. Хотя... встретив вас, я начинаю жалеть, что мои родители были недостаточно богаты.
— Почему же?
— Будь я одного круга с вами, я бы ни на минуту не оставлял вас в одиночестве.
— О, вы... — На самом интересном месте в спальню заваливается Амано, поправляющий халат врача медпомощи.
— Благодарю за разрешение воспользоваться вашим коммом, мисс Манчини. Я связался с госпиталем: машину пришлют в течение часа.
— Вы думаете, что ему необходимо...
— Пострадавшему необходимо, прежде всего, всестороннее обследование! — Строго поднимает палец мой напарник. — Я могу только сказать, что жизненно важные органы не повреждены, хотя сотрясение мозга... Впрочем, это несмертельно. Множественные ушибы тоже не вызовут особой проблемы.
— Я вас оставлю. — Алессандра то ли недолюбливает врачей, то ли вспоминает о неотложных делах. — Отдыхайте и чувствуйте себя как дома.
Когда шаги хозяйки дома стихают в коридоре, Амано прыгает на постель и сжимает меня в объятиях:
— Какой же ты умница! Приз наш! Я уже сделал контрольный звонок! Мы поедем на «Золотые пески»...
— Ты поедешь... И отпусти меня сейчас же! Мне больно.
— О, извини! Я так рад, что... Эй, а ты разве не хочешь весело провести время на курорте?
— Нет.
— Ну не дуйся! Извини, что тебя доводил с этим «Пари»... Но я даже не думал, что ты найдешь способ его выиграть!
— Прекрати прыгать по постели! Меня укачивает.
Амано слегка утихомиривается, но голубые глаза разгораются еще ярче.
— Слушай... А если ты не поедешь, могу я...
— Взять мой билет? Конечно.
— Здорово! Я смогу кого-нибудь пригласить. Ты совсем меня не слушаешь!
— Ой, прости! У меня все тело болит, и я еще должен глохнуть от твоих восторженных воплей? Нет уж! «Пари» выиграно? Выиграно! Так что оставь меня в покое!
— Наедине с милой хозяйкой? — ехидно щурится Амано.
— Даже если и так, то что?
— Она тебе понравилась?
— Тебе-то что за дело?
— Мо влюбился! Об этом надо поведать всему миру!
— Ах ты... — тянусь в его сторону в надежде схватиться за полу халата, но мой напарник резво выходит из зоны досягаемости, и я сваливаюсь на пол. Хорошо еще, что прикроватный коврик мягкий и пушистый...
Свежие синяки падению не рады и начинают ныть с новой силой.
— Я тебя когда-нибудь покалечу!
— Сначала сам выздоровей! — нагло ухмыляется Амано, но подойти поближе все же не решается.
— Что-то случилось? — Алессандра возвращается и всплескивает руками: — Вы хотели встать и упали? Разрешите, я помогу!
— Пусть лучше помощью занимается тот, кому это положено, — сухо бросаю я. Сэна, недовольно сморщившись, поднимает меня на ноги и получает удар под колено, от которого неразборчиво ругается.
— О простите, доктор... Я так неловок...
— Ничего, ничего! Я привык.
— Что это за госпиталь посреди дома?
Со стороны дверей раздается низкий, слегка простуженный голос того самого тембра, перед которым не может устоять ни одна женщина.
Алессандра бледнеет и оборачивается. Оборачиваемся и мы.
На пороге стоит мужчина примерно нашего возраста, тонкий и жилистый. Такой же смуглый, как донна Манчини, и кареглазый. Собственно, в чертах лиц у них есть что-то общее, словно они родственники. И... Почему его лицо кажется мне смутно знакомым?
— Гай, пожалуйста, вернись к себе.
— С какой стати? Ты тут веселишься, а я должен сидеть взаперти? Не пойдет, кузина!
Кузина? Гай? Упс... Этого не может быть... Это неправда! Я так не играю.
Брюнет, появившийся на пороге спальни, судя по всему, и есть тот самый Гай Тоцци, который не так давно во время ограбления почтового экспресса застрелил двоих охранников. А потом благополучно испарился из-под стражи. Ну дела... Так вот почему для «Пари» было выбрано такое нелепое на первый взгляд условие: начальству нужно было установить, не скрывается ли преступник в доме своей родственницы. А поскольку официально прийти с обыском нельзя — учитывая положение Манчини, никто разрешения не даст, — решили провернуть все в виде игры.
Судя по замершему рядом со мной Амано, ему в голову пришли примерно те же мысли. Пришли и остались, потому что мой напарник потянул руку к кобуре... Ой, простите: к тому месту, где обычно висит кобура, но ведь сейчас он изображает из себя врача, а не офицера.
Цепкий взгляд Гая отметил рефлекторное движение подозрительного медработника (черт, да он же видел Амано — пусть мельком, но зато в таком же прикиде!), и мгновение спустя на нас уже смотрело дуло «мармона» армейского образца. Очень неприятная машинка, надо заметить: линия прицеливания длинная, точность попаданий высокая, импульс накрывает участок диаметром не менее дюйма.
— Вы кто такие?
— Мы... — Ну и что сказать? Амано замолкает на полуслове, внимательно следя за твердой рукой Гая.
— Что вы здесь делаете?
— Выигрываем пари, — спешу ответить я.
— Какое еще пари?
— Видите ли, сэр... Мы с ребятами поспорили, что попадем в дом госпожи Манчини... И что-нибудь отсюда унесем. Здесь же столько дорогущих вещичек!
— Воришки... — Гай слегка успокаивается. Значит, мой напарник остался неузнанным... И то радость. — Понятно. И на много поспорили?
— На полторы тысячи кредитов — все наши сбережения.
— Вот как... Боюсь, парни, вы не получите свой выигрыш.
— Почему, сэр?
— Я не могу вас отпустить.
— Но...
— Вы можете проболтаться, что видели меня. А мне это не нужно.
— Сэр, да мы ни в коем разе...
— Сандра, ты разрешишь нам воспользоваться подвалом?
— Гай, не надо... — В золотистых глазах стоят слезы.
— Не волнуйся, я быстро. Шагайте вперед, оборванцы!
Это-то нам и надо. Положим, из меня боец никакой — ни сейчас, ни вообще, а вот Амано — это да! Смена дислокации, прыжок, удар — и они уже катятся по ковру. Один выстрел разбивает китайскую вазу на столике, другой прожигает в балдахине над кроватью приличную дыру. Но все заканчивается тем, чем и должно, — довольным заключением моего напарника:
— Вы арестованы!
Алессандра сидит, положив руки на колени, и даже не пытается вытереть слезы: прозрачные капельки стекают по смуглым щекам и оставляют влажные пятнышки на тонком полотне блузки.
— Донна Манчини, пожалуйста, успокойтесь...
— Я совершенно спокойна, детектив. — Голос звучит холодно. Почти мертво.
— Мне очень жаль, что пришлось задержать вашего брата, но...
— Он преступник? Я знаю.
— Вы сознательно скрывали его от правосудия?
— А если так? — Она переводит взгляд на меня. — Меня вы тоже арестуете?
— Донна...
— Или закроете на мое признание глаза?
— Я...
— А ведь вы мне понравились, детектив. Я думала, что наконец-то встретила хорошего человека. Человека, мысли которого так же чисты, как и его слова.
— Донна...
— А вы... Всего лишь участвовали в пари. Надеюсь, оно того стоит? Оно стоит вашего обмана?