Решение опробовать на своем организме спиртное (или хотя бы его купить) созрело само собой. Наконец я выбираю автомат с самым высоким градусом из доступных в этом заведении и достаю из его недр запотевшую бутылку. Совершенно бесплатно, разумеется, а посему не приходится удивляться полному отсутствию в комнатке и персонала, и посетителей. Непрестижно. В отеле куча респектабельных платных баров, до этого полутемного, заброшенного уголка справа от лестницы, ведущей на второй этаж, никому и дела нет. Вот и славно: не надо ни с кем делить единственную стойку. Вскарабкиваюсь на высокий табурет перед ней, оккупировав все доступное пространство локтями. Вздремнуть, что ли? Докатился, капитан Сэна — ночуешь в баре самообслуживания!
Права Барбара: когда я в Отдел пришел, весь такой тоскливый, лет девять назад, она сказала: «Определись с собой. Хочешь выжить, узнай свои мечты. Хочешь работать оперативником, узнай свои мотивы. И пока вторые не противоречат первым, будешь жить и работать». Так вот к чему это я? К тому, что, кажется, причин продолжать службу у меня больше нет. Все бесполезно, как же все бесполезно! Без толку это, искать родственную душу. С таким же успехом мог бы, как Морган, просиживать годы напролет в Архиве, в узком кругу одиночек-неудачников. Да-да, я уже давно в курсе, кто стоял, м-м-м, за апгрейдом моей внешности! Как узнал — история отдельная, как-нибудь потом. Если вообще захочу о нем когда-нибудь вспоминать. Нет, хоть миллион человек повстречай, хоть тысячу личностей изучи, но если нет в галактике для тебя никого ближе самого себя, то можно и не напрягаться понапрасну. Наверно, душа Марины была той единственной. Теперь-то я понимаю, что не стоило просыпаться тогда, спустя год. Наверно, ей тоже плохо сейчас одной, там... Но едва ли она меня простила. Ох, едва ли!..
— Можно присесть?
Молча двигаю по стойке так и не откупоренную бутылку. Морган, легок на помине. Зачем пришел — не знаю, но гораздо больше, если честно, меня теперь волнует вопрос, как себя с ним вести. Имитировать «вечного весельчака» почему-то не хочется. А если продолжать в том же духе, получится, что я на него обижен. Как же мне дать понять такому совершенно неплохому — просто чужому — человеку, что лично к нему у меня и претензий-то нет? Только к себе, к собственной богатой фантазии. Хотя дать кому-то понять — мало. Надо, чтобы этот кто-то захотел еще и взять...
— Спасибо, мне не нужно.
Недоуменно взираю на говорящего. Потом до меня медленно доходит, что речь все о той же бутылке. Пожимаю плечами, беру предмет за горлышко и не глядя швыряю за спину. Раздается треск и звон, но легче как-то не становится. Совсем плохую стеклотару делать стали, некачественную.
— Амано, с ума сошел? — обалдевший Кейн трясет меня за рукав. — А если бы...
— Никого там не было. Пусто здесь. Совсем. — Как-то даже зябко становится. Пойти, что ли, залечь под одеяло? Курорт называется. Делаю вялую попытку встать и...
Бац! Ни себе чего! Да что он о себе возомнил?
— Ах ты!..
Кто бы мне теперь напомнил, который из нас это сказал? Хотя нет, лучше не надо! В любом случае все происходящее описывалось только одной приличной фразой — «грубое нарушение субординации». Ни начальник, ни подчиненный так (и в таких выражениях) орать друг на друга не должны и не могут! А, следовательно...
Но вот морды бить — это, знаете ли, просто... просто нецивилизованно! А затем началось нечто совершенно непотребное, причем настолько, что лично моя память милосердно сохранила лишь слайды с кинопленки нашего выяснения уставных отношений. Столик, выдернутый из пола и мигающий подсветкой где-то в воздухе между мной и напарником. Бутылка, разбившаяся о стену над моей головой, и осколки стекла, медленно и печально оседающие в искристом от влаги воздухе. Как вишневые лепестки. Красиво... Банка, отбитая табуретом в руках Мо куда-то в моем направлении (и, судя по синякам, достигшая мишени). Наконец, груда перепутанных конечностей на полу, когда каждый из нас добрался до своего обидчика. Скажете, детский сад? А как еще расслабиться двоим взрослым мужчинам с детским интеллектом? В общем, опомнились мы, только когда завыла сирена, зато одновременно!
— Сматываемся, — озвучил я единый порыв.
— Валим, — поддержал меня Кейн, и мы покинули поле примирения — резво и на редкость дружно.
— И-эх! Восемь месяцев мечтал так, от души, порезвиться!
Потягиваюсь, что несколько затруднительно в данной ситуации. Во-первых, мы, забившись под лестницу, в самый укромный, непроглядно-темный угол из имеющихся поблизости, занимаемся вытряхиванием осколков из-за пазухи. На ощупь. Проклятые рубашки! Во-вторых, несколько стекляшек, судя по ощущениям, мигрировали ниже, но это потерпит, я надеюсь... На квадратном метре благословенной темноты (дальше пятно света, льющегося из холла) не особенно разгуляешься.
— Ну чего они засуетились? — недовольно ворчит Мо, делая попытку попрыгать на одной ноге. Какой-то каверзный осколок залетел в его обувь и свил там гнездо.
— Да сядь ты! Дай сюда тапок! Где же он... — Пытаюсь нащупать зловредное стеклышко в недрах вельветовой тапочки.
— В глубине.
— Очень информативно! Н-да, и впрямь фиг достанешь, не порезавшись... Да сколько можно топать?! Слоны по лестнице носятся!
Судя по грохоту, на ступеньках проводит учение рота спецназа. Как-то и впрямь много шума из...
— А ведь они не нас ищут! — Морган приходит к тому же утешительному выводу и пытается высунуться из укрытия. Втягиваю любопытного обратно.
— Зато могут найти нас. И будем мы долго и безуспешно доказывать, что всего лишь предавались тихим радостям жизни в баре. Кстати, ты не помнишь, когда именно сработала тревога?
— Как ни странно, нет! — огрызается мой собеседник. — Ты вообще радуйся, что я наши имена хоть помню. Так головой об пол, ой-ой!
— Ну, как именно ты надо мной надругался, история вообще умалчивает! И не надо так дергаться: я-то как раз не помню, как именно, вот! — успеваю выкрутиться до того, как Морган среагирует в присущем ему ключе.
Кстати о превратном понимании. Судя по очередной волне топота, по ступенькам теперь бегут вверх. А вот в холле народа явно поубавилось. На всякий случай притягиваю напарника поближе. Для профилактики: чтобы не высунулся, и заодно, если нас обнаружат, можно будет найти объяснение совместному времяпрепровождению в укромном уголке. На крайний случай сойдет и такая отмазка, главное, чтобы Мо меня после этого не пришиб. Знаю я теперь, на что он способен!
— Чего мы ждем? Может, проскочим между потоками? — В самом голосе Кейна сквозит уверенность в абсурдности предложенного. Да уж. Будь мы нормально одеты, стоило бы рискнуть. Но в том потрепанном и побитом виде, как мы сейчас, можно выходить лишь с чистосердечным признанием. Знать бы еще, в чем именно.
— Похоже, прав ты был, — вздыхаю в ответ. — Покусились-таки на Черную Розу, будь она неладна! Можно даже предположить кто. Только поверят ли нам? Так что давай потерпим еще чуть-чуть, интуиция подсказывает, что чего-нибудь и дождемся.
— Падения лестницы нам на головы.
— Не иначе!
Ждать пришлось недолго. Нет-нет, я не о пророчестве Кейна. Строения на недавно освоенных планетах непременно разрабатываются сейсмоустойчивыми. И верно, мало ли что. По крайней мере, первые декады колонизации этому правилу все следуют неукоснительно. А здание отеля довольно старое, двухэтажное, с одной-единственной широченной лестницей, ведущей из холла наверх, в ВИП-зону. Обслуживающий персонал пользуется, естественно, своими лестницами — точнее, лифтами; но они соединяют жилую часть отеля с более поздними пристройками и, таким образом, не являются частью самого здания. Вышеупомянутый холл разделяет жизненное пространство заведения на первом этаже на два крыла, доступных для «просто богатых людей», в одном из которых поселилась наша четверка. Наверху же апартаменты стоят в десятки раз дороже, чем наши, и все, наверно, из-за склонности благородных дам принимать манерные позы у перил из синего юмского[15] камня, настоящей достопримечательности данного места. Других причин размещать самых замечательных людей на втором этаже я не вижу. Так вот, дожидаться крушения сего монументального произведения зодчества нам не пришлось, гораздо раньше случилось следующее.
15
Даю справку. Планета Юма. открытая в 2076 г., знаменита не только исключительно комфортными климатическими условиями, но и месторождениями так называемого юмского камня, родственного земному беломориту. Тот же эффект иризации, заставляющий кремово-белый минерал мерцать изнутри неоново-синим светом, но выраженный в юмской разновидности в гораздо большей степени. Камень столь широко распространен на Юме, что применяется даже в архитектуре.