Очнулся от голоса мамы:
– Пора спать, фантазер. Утром не встанешь в школу.
– Встану. – Арсик с трудом оторвался от страницы, чувствуя, как слипаются веки. – Так интересно!
– Завтра дочитаешь.
Он отложил книгу, с трудом слез с натертой до блеска лежанки, по холодным половикам босиком добрался до кровати, разделся и рухнул в благоухающую чистотой и прохладой кровать…
Ночью вдруг проснулся, не понимая, где он и что с ним.
В уши настойчиво лез густой струнный звон. По комнате бродили тени от веток яблонь в саду, освещенных уличным фонарем. Везде белым-бело, на окнах кое-где лед. А звон издавали телеграфные столбы на улице и провода, предупреждая, что за стенами избы сильный мороз.
Арсик какое-то время таращился в окно, полусонный, силясь понять, что его разбудило, потом снова уснул. И снились ему звезды и ракеты, затерявшиеся в черной бездне космоса…
Арсений Васильевич посмотрел на часы: половина седьмого, пора вставать. Однако он полежал еще немного, успокаивая сердце, возбужденное воспоминанием детства. Затем тихо встал, чтобы не разбудить дочь, умылся, побрился, приготовил яичницу и кофе.
На кухне появилась заспанная Марина, чмокнула отца в щеку:
– Доброе утро.
– Садись завтракать.
– Почищу зубы только. Спасибо, пап.
Марина скрылась в ванной, через пять минут вернулась на кухню, быстро проглотила завтрак, побежала переодеваться и приводить себя в порядок, на что потребовалось гораздо больше времени.
– Как я выгляжу?
Сидящий в кресле Арсений Васильевич улыбнулся, поднял большой палец:
– Ты очень похожа на маму.
– У мамы были русые волосы, а у меня темные.
– Не имеет значения. Что это за жакет на тебе?
– Казакин.
– Тебе идет. Хоть сейчас на подиум.
– Спасибо. А вот ты выглядишь неважнецки. Тебе жена нужна, чтобы ухаживала за тобой и создавала уют.
Арсений Васильевич качнул головой:
– Такой, как твоя мама, больше нет. С годами понимаешь это все отчетливей.
– С годами все желанней очертанья Того, чем никогда не обладал.
– Что?
– Это стихи одного моего знакомого поэта. Иногда ему удаются замечательные строки. Не куксись, папуль, может быть, еще встретишь умную и добрую женщину, влюбишься и будешь счастлив.
Он снова покачал головой, вспоминая свою первую встречу с Милославой.
Арсений тогда заканчивал второй курс института и ехал в троллейбусе с площади Островского в общежитие. На одной из остановок в троллейбус вбежали две девушки, встали рядом, держась за поручень, а у Арсения случился сердечный приступ. Именно так можно было назвать его состояние, когда он глянул на одну из девушек и встретился с ней глазами.
Серо-зеленые светящиеся очи (именно очи, а не глаза), густые ресницы, красивый излом бровей, тонкий прямой носик, изумительного рисунка губы и неимоверной, немыслимой красоты улыбка, улыбка феи, полная тепла и восторженного отношения к жизни.
Он так и ехал потом, забыв обо всем на свете, проехал свою остановку, не сводя глаз с незнакомки, посматривающей на него лукаво и заинтересованно. А потом девушки вышли, он опомнился, бросился было за ними, но было уже поздно, троллейбус тронулся с места. Сумасшедшей красоты девчонка исчезла как видение, как мираж, дарующий путнику в пустыне надежду на глоток воды, продляющий жизнь.
Лишь спустя пять месяцев Арсений вновь встретил эту девушку – на вечере в институте, посвященном слету студенческих строительных отрядов. Он не собирался на него идти, хотя сам ездил в составе одного из отрядов на Алтай, под Бийск, строить птицефабрику. После тренировки сборной института по волейболу Арсений заявился в актовый зал на втором этаже чисто ради любопытства, как был – в стареньком зеленом свитере, в немодных штанах, со спортивной сумкой через плечо, и в фойе зала, в окружении однокурсников и парней постарше увидел Ее!
Милослава сидела на стуле у стены, сложив руки на коленях. На ней было блестящее «малахитовое» платье с красной лентой, обтягивающее фигуру, и она была невероятно, потрясающе красива!
У него перехватило дыхание! Сердце оборвалось!
Никого не видя и не слыша, он приблизился к ней, растолкал парней, присел перед ней на корточки. Его окликали, хлопали по плечу, шутили, но он в данный момент жил в пространстве ее взгляда и никого не замечал.