Ирина Юрьева
Кобольд
– Еще та работенка! – со злостью подумала Люси, сметая в одну кучу хлебные корки, огрызки костей и куски овощей. – Свиньи свиньями! Впрочем, чего от них ждать…
Устав слушать попреки отца, причитания матери и рев трех младших сестер, вечно просящих есть, Люси бросила дом и сбежала, не думая, как станет жить. Разве можно пропасть, если ты молода? «Трибунал чистоты» вряд ли мог упрекнуть Люси в том, что она как-то связана с древними расами. Из девяти внешних признаков «satanos rubinos», проклятой крови, в ней не было ни одного, а блестящее золото кос позволяло причислить себя к «brilliant soul», избранной касте Сияющих.
Но, оказавшись на улице, Люси узнала, что светлые волосы – вовсе не пропуск в мир избранных. Чтобы попасть в монастырь обедневших потомков Сияющих, нужно иметь восемь грамот, в которых написано, кто твои предки. А если их нет, то свидетельством может стать форма ушей, пальцев, разрез глаз… Всего этих признаков было семнадцать, и Люси из них подходил лишь один: цвет волос. Аудитор, к которому Люси пришла, едва только взглянув, заявил: «Не бывает Сияющих с носом, похожим на клубень, руками крестьянки и бедрами шлюхи.» Когда же она попыталась ему доказать, что ее кровь чиста, он велел помолиться Святому за это великое благо, которое ей дозволяет жить, не опасаясь огня и меча.
Люси очень надеялась, что привлечет взгляд кого-то из знатных вельмож, разъезжающих в темных каретах, однако ошиблась. Спустя пару дней ее взял к себе стражник, который стоял в карауле у главных ворот. Через месяц его сменил некий торговец. Потом еще был старый булочник… Харт, рыжеусый громила, любивший подраться и выпить, сманил Люси бросить «дрянной городишко». Прослышав, что лучше всего платят тем, кто готов добывать сколы, темно-пурпурные камни, которые воины из «Трибунала» используют вместо мечей, борясь с нечистью, Харт вместе с Люси подался в поселок старателей. Сказки о том, что заветные сколы рождаются в страшных местах, где полно разной погани, мало его волновали. Харт просто не верил в нечистую силу, как раньше не верил в Святого. Его взяли, так как людей не хватало, а Люси пошла работать в трактир. Очень скоро она убедилась, что темные слухи о шахтах – совсем не легенда. За несколько месяцев в штольнях два раза случился обвал. Скоро Люси уже сожалела о глупом решении ехать за Хартом.
– Скопить бы деньжат да смотаться! – не раз приходило на ум. – Только как?
Был один способ, старый, как мир. Люси знала, что если рискнет, то получит хорошие деньги. В поселке работали только мужчины, из женщин здесь кроме нее были две поварихи и прачка по имени Кесси. Все три были замужем и не встречались с чужими мужчинами. Древний закон «Трибунала» предписывал не допускать к шахтам шлюх, дабы не осквернять непотребством священные сколы.
– Их можно понять, ведь вокруг столько капищ, – сказал ей хозяин трактира, когда Люси прямо спросила, к чему эти строгости. – От алтарей мелких духов до полуразрушенных храмов. Пока еще нечисть молчит, потому что ее усмирили молитвами, но может вновь пробудиться, разрушив нам шахты. Грех пагубен людям, но сладок для погани.
– Лучше уж спаивать тех, кто работает в шахтах? – ехидно спросила его Люси.
– Люди должны хоть немного расслабиться, – с гордой улыбкой на круглом румяном лице сообщил ей трактирщик. – Займись-ка немытой посудой, красавица.
«Ишь ты! Должны расслабляться и сыпать свои деньги в твой карман!» – гневно подумала Люси, швырнув груду мисок в котел с разогретой водой так, что та полилась через край.
– В чем-то он прав, – заметила Кесси, когда Люси с ней поделилась. – Места у нас странные. – (Кесси была из соседней деревни.) – В лесу полно необычных существ. Но вообще-то они ничего, с ними можно поладить. Они даже могут помочь, если их не гонять почем зря амулетами и заклинаньями. Я тоже верю в Святого, которого чтит «Трибунал», но, идя в лес, беру молока, чтобы вылить на камушек. Только ты уж не болтай, чтобы мне не лишиться работы.
– Я стану немой! – поклялась Люси, даже не зная, насколько ей верить словам Кесси. – А почему он, трактирщик, сказал, что «грех сладок для погани»?
– Так ведь они любят девочек, – фыркнула Кесси. – Болтают, что дух не придет к скромной девушке, но он непрочь позабавиться с той, у кого нет отказа. У нас полно сказок о детях, рожденных от них. Потому-то в поселке старателей нет грешных женщин.
Рассказ охладил. Мысль о встрече с таким существом испугала. В деревнях, забытых Святым, могли много болтать про ублюдков, рожденных от нечисти. В ее родном городке мать ребенка, чей облик в себе содержал пять (не девять!) особенных признаков «satanos rubinos», сразу казнили на площади «за осквернение крови». Ей было чего испугаться, и Люси долго тянула с решением. Но блеск монет оказался сильнее всех страхов.
Она осторожно вела себя, чтобы сберечь тайну. Нечисть… Харт… И «Трибунал чистоты»… Все они представляли опасность, и Люси старалась почаще молиться Святому, просить его помощи, чтобы он был ей надежной защитой. Она постоянно ходила теперь на вечерние службы и даже купила два крошечных скола, потратив на них все, что ей удалось отложить на работе в трактире.
– Рехнулась? – спросил ее Харт.
– Помолчи, или я расскажу о твоем богохульстве кому надо! – сразу обрезала Люси. – Тот, кто почитает презренный металл выше сколов, хранящих от погани, сам служит нечисти!
Харт ошалело взглянул на подружку, стараясь понять, где она набралась таких слов, но смолчал, не стал больше ее попрекать. Он смирился с внезапно проснувшейся верой, не зная, что Люси живет двойной жизнью. Мужчины, с которыми Люси встречалась, совсем не стремились к огласке, нутром понимая, что краткий часок, за который они заплатили, потом может выйти им боком (Закон «Трибунала» карал всех участников этой «распутной игры»).
Деньги Люси хранила в лесу, в потайной ямке, чтобы никто не узнал о них. Каждый раз, вынув мешочек, она ощущала прилив жаркой радости. Чтобы никто не украл кошелек, Люси трижды читала молитву, которую Кесси доверила ей по секрету. Молитва была непонятной, невесть на каком языке, но подруга клялась, что она безобидна и действенна.
Пол был чисто выметен и отмыт. Люси, уже сполоснув руки, вынула тряпку, которой всегда протирала столы, когда вдруг ощутила спиной чей-то взгляд. Обернувшись, она удивленно взглянула на юношу за крайним столиком. Он улыбнулся в ответ, словно бы приглашая подсесть. Это было не слишком обычно, старатели редко пытались заигрывать с ней прямо здесь, где любой мог увидеть их и донести. Да и Харт был достаточно скор на расправу. Но юноша вел себя так, словно был не в рабочем поселке, а в городе.
Люси считала, что знает всех, кто жил у шахт, но его она видела в первый раз. Парень в сравнении с Хартом казался совсем еще мальчиком, Люси дала бы ему лет 15-16, не больше. И он был совсем не похож на рабочих, которые жили поблизости. Легкий загар, покрывавший лицо, кисти рук и открытую шею подростка, был светлым и ровным, как будто его жизнь текла не в поселке добытчиков сколов, а в дальнем поместье, под сенью высоких деревьев, где солнце не жжет, а ласкает. Черты незнакомца смутили ее еще больше, чем странная выходка юноши. Они казались живой иллюстрацией «к списку семнадцати пунктов, которые могут помочь распознать в человеке потомка Сияющих». В городе, жадно следя за каретами, Люси пыталась увидеть такое лицо через окна из тонкой слюды. Мысль о том, что она его встретит в обычном трактире, казалась кощунственной. И вместо «нежной гармонии света и радости, мощной волной заливающей сердце от встречи с Сияющим» взгляд незнакомца в ней вдруг пробудил непонятное чувство тревоги. Должно быть, его порождал вопиющий контраст между обликом юноши и обстановкой трактира. К тому же…