— Похоже, Морриса похитили, — сказал он.
— Так я и поняла.
— Что осложняет наши отношения со средствами массовой информации.
— Вот как?
— Трудность в том, что… насколько мы поняли, он — человек богатый…
Лау тут же сообразила, куда он клонит:
— Потому что ему по карману мои услуги!
— Вот именно. Возможно, похитители потребуют выкуп… К тому же мы пока ничего не знаем. Может быть, похитители уже вышли на связь с его родственниками. Обычно они требуют ничего никому не сообщать, ни прессе, ни полиции. В противном случае угрожают убить жертву.
— Понимаю.
— Если мы сообщим, что жертвами стали двое телохранителей, репортеры сразу же пожелают узнать, кого они охраняли.
— И на кого они работали.
— Да.
— А вы пока ничего не хотите разглашать.
Она была смышленой.
— Возможно ли, чтобы… Отнесутся ли родственники погибших с пониманием к тому, что мы… пока не будем разглашать их имена?
Лау откинула голову на спинку кресла, потерла внушительный подбородок и ответила:
— Если от неразглашения не пострадает репутация моей компании, я готова пойти вам навстречу. Но главное слово все равно остается за родственниками убитых. Я перед ними в долгу.
— Конечно.
— У Би Джея Фиктера остались жена и ребенок…
Гриссел молчал.
— Попробую, — сказала Жанетте Лау.
Приехав в Бельвиль, в штаб-квартиру «Ястребов» на углу Ландрост и Маркет-стрит, Бенни постучал в открытую дверь кабинета Золы Ньяти.
Полковник махнул ему рукой, приглашая войти, жестом велел садиться.
Чувствуя на себе неотрывный взгляд Ньяти, Гриссел постарался изложить события кратко и точно.
— Спасибо, Бенни. Молодец. Но у нас проблемы со СМИ.
— Да, сэр.
— Твое предложение я одобряю, но Клуте говорит, что репортеры как с цепи сорвались. По радио уже говорили о «резне» и «кровавой бане», ведущие на разных станциях занимаются домыслами. Намекают на разборки наркодельцов и передел территорий. Не знаю, долго ли удастся скрывать, что произошло на самом деле.
— Постараюсь действовать как можно быстрее, сэр. Консульство… Если бы удалось связаться с родными Морриса…
— Бригадир поговорил с заместителем комиссара, а тот попросил о содействии министерство иностранных дел. Так что в самом ближайшем будущем мы рассчитываем на ответ.
— Спасибо, сэр. — Гриссел встал.
— Бенни, погоди минутку, — очень серьезно произнес Ньяти. Гриссел снова сел. Он догадывался, что его ждет. — Бенни, не хочу совать нос не в свое дело, но ты ведь понимаешь, что для меня очень важно твое здоровье.
— Да, сэр.
— Могу я попросить тебя об услуге?
— Да, сэр.
— У тебя, кажется, есть наставник в «Анонимных алкоголиках»…
— Куратор, сэр. Но уверяю вас, что… — Он осекся, когда Ньяти поднял руку.
— Тебе ни в чем не нужно меня уверять, Бенни. У нас есть несколько часов до того, как начнет поступать информация от операторов сотовой связи и из консульства. Пожалуйста, поезжай домой, прими душ и поговори со своим куратором. Сделаешь это для меня, Бенни?
— Да, сэр. Но я хочу, чтобы вы…
— Прошу тебя, Бенни, ради меня.
Ехать домой не хотелось. Он позвонил Алексе.
— Представляю, как ты измучился, — полным сочувствия голосом произнесла она.
— Я приеду ненадолго, только принять душ и переодеться, — предупредил он.
— Да, Бенни, я все понимаю. Ты занимаешься убийствами во Франсхуке?
— Да.
— Я слышала о них по радио. Хочешь, я приготовлю что-нибудь перекусить?
— Спасибо, Алекса, у меня не будет времени. Приеду через полчаса…
Потом он позвонил доктору Баркхёйзену, своему куратору из «Анонимных алкоголиков».
— Док, мне нужно с вами поговорить.
— Сейчас?
— Около шести часов.
— Приезжай ко мне в приемную. Я подожду тебя.
Доктор Баркхёйзен никогда его не упрекал и всегда готов был выслушать.
Но ему Бенни тоже придется солгать.
Ворота перед большим домом Алексы на Браунлоу-стрит больше не скрипели. Наконец-то закончился капитальный ремонт, длившийся почти семь месяцев, навели порядок и в саду. Теперь дом Алексы был похож на жилище звезды поп-сцены.
Должно быть, она высматривала его у окна, потому что сразу же открыла дверь и обняла его.
— От меня плохо пахнет, — предупредил он.
— Мне все равно. — Она крепче прижалась к нему. — Я так рада, что с тобой все в порядке!
— Алекса…
— Знаю, знаю. — Она выпустила его и взяла за руку. — Вот что значит любить великого сыщика! Я сделала бутерброды, иди поешь.