[Петербург, 1839]
Иван Подкова
Перевод М. Михайлова
В. И. Штернбергу{27}
I
Было время — на Украйне
Пушки грохотали.
Было время — запорожцы
Жили-пировали.
Пировали, добывали
Славы, вольной воли.
Все то минуло — остались
Лишь курганы в поле.
Те высокие курганы,
Где лежит зарыто
Тело белое казачье,
Саваном повито.
И чернеют те курганы,
Словно горы в поле,
И лишь с ветром перелетным
Шепчутся про волю.
Славу дедовскую ветер
По полю разносит…
Внук услышит — песню сложит
И с той песней косит.
Было время — на Украйне
В пляску шло и горе:
Как вина да меду вдоволь —
По колено море!
Да, жилось когда-то славно!
И теперь вспомянешь —
Как-то легче станет сердцу,
Веселее взглянешь.
II
Встала туча над Лиманом{29},
Солнце заслоняет:
Лютым зверем сине море
Стонет, завывает.
Днепр надулся. «Что ж, ребята,
Время мы теряем?
В лодки! Море расходилось…
То-то погуляем!»
Высыпают запорожцы,
Вот Лиман покрыли
Их ладьи. «Играй же, море!»
Волны заходили…
За волнами, за горами
Берега пропали.
Сердце ноет; казаки же
Веселее стали.
Плещут весла, песня льется,
Чайка вкруг летает…
Атаман в передней лодке —
Путь-дорогу знает.
Сам все ходит вдоль по лодке,
Трубку сжал зубами;
Взглянет вправо, взглянет влево —
Где б сойтись с врагами?
Закрутил он ус свой черный,
Вскинул чуб косматый,
Поднял шапку — лодки стали.
«Сгинь ты, враг проклятый!
Поплывемте не к Синопу{30},
Братцы атаманы,
А в Царьград{31} поедем — в гости
К самому султану!»
«Ладно, батько!» — загремело,
«Ну, спасибо, братцы!» —
И накрылся. Вновь горами
Волны громоздятся…
И опять он вдоль по лодке
Ходит, не садится;
Только молча, исподлобья,
На волну косится.
[Петербург, 1839]
Тарасова ночь
Перевод Б. Турганова
{32}
Сидит кобзарь у дороги,
На кобзе играет;
Кругом хлопцы да дивчата,
Как жар-цвет, сияют.
Поет кобзарь, струной вторит,
Говорит словами,
Как соседи — орда, ляхи —
Бились с казаками;
Как сходились запорожцы
Поутру в кручине,
Хоронили товарища
В зеленой лощине.
Поет кобзарь, струны вторят,
И горе смеется…
«Была пора гетманщины,
Назад не вернется;
Была пора — пановали,
Да больше не будем,
Только славы казачества
Вовек не забудем!
Идет туча от Лимана,
А другая с поля;
Затужила Украина —
Такая уж доля!
Затужила, зарыдала,
Как младенец малый.
Никто больше не поможет…
Казачество пало;
Слава пала, отцовщина —
Все гибнет на свете;
Вырастают, некрещены,
Казацкие дети;
Милуются, невенчаны;
Без попа хоронят;
Запродана врагам вера —
Печать на иконе!..
Как вороны, черной стаей
Ляхи, униаты
Налетают — не дождемся
Поныне расплаты!
Поднимался Наливайко{33} —
Не стало Кравчины.
Поднялся казак Павлюга{34} —
Пропал, неповинный!
Поднялся Тарас Трясило
С горькими слезами:
«Бедная ты Украина,
Сломлена врагами!
Украина, Украина!
Мать моя родная!
Только вспомню твою долю,
Душой зарыдаю!
Куда делось казачество,
Жупаны цветные?
Куда делась доля-воля,
Гетманы седые?
Где все это? Ушло с дымом?
Или затопило
Сине море твои горы,
Курганы-могилы?
Молчат горы, шумит море,
Курганы тоскуют,
Гнутся дети казацкие
Под вражьей рукою!
Спите, горы! Шуми, море!
Гуляй, ветер, в поле!
Плачьте, дети казацкие, —
Такая вам доля!»
Поднялся Тарас Трясило:
За веру родную,
Поднялся он, сизокрылый,
Час расплаты чуя!
Поднялся Тарас Трясило:
«Довольно томиться!
А пойдем-ка, паны братья,
С поляками биться!»
Уж не три дня, не три ночи
Бьется наш Трясило.
От Лимана до Трубайла{35}
Поле кровь покрыла.
Ослабел тут казачина,
Духом омрачился.
А проклятый Конецпольский{36}
Вмиг возвеселился;
Собрал шляхту воедино
И всех угощает.
На ту пору свое войско
Тарас созывает:
«Товарищи атаманы —
Братья мои, дети!
По совести мне скажите —
Как быть нам на свете?
Упилися вражьи ляхи
Казацкою кровью».
«Что ж, пускай они пируют
Себе на здоровье!
Пускай ляхи веселятся
Нынче до заката,
А ночь-матерь нам поможет —
Найдем супостата».
Легло солнце за горою,
Звезды засияли,
А казаки, словно туча,
Ляхов обступали.
Как стал месяц среди неба,
Пушки заревели;
Пробудились ляшки-панки —
Бежать не успели!
Пробудились ляшки-панки,
А встать — и не встали:
Взошло солнце — ляшки-панки
Вповалку лежали.