Резко вырвав из руки курительную трубку, Шал сломал ее об пол и со всей силы вогнал острый конец деревянного огрызка в горло Кайыма. Тот захрипел и, булькая кровью, завалился на спину.
Шал схватил его за запястье, не позволяя прикрыть рану, и отвел окровавленную ладонь в сторону. Зачем оттягивать смерть, если ранение такого характера несовместимо с жизнью. Один из курильщиков, привлеченный криком, оторвал голову от покрывала и подслеповато всматривался в их сторону. Ничего не понял, застонал и свернулся калачиком.
Когда Кайым перестал биться в агонии и затих, Шал вытер попавшую на руку кровь об его одежду, бросил окурок в пиалу и поднялся из подвала в верхний зал чайханы. Презрительно сморщившись от сладковатого дыма, оглядел помещение, высматривая давешнего слугу среди посетителей, и заметил пару знакомых по ориентировкам лиц. Ага, значит, потом еще нужно сюда зайти. Пообщаться за жизнь. Китаец появился сам.
– Ли? Си? Цин? – брякнул первое пришедшее на ум.
– Ли, господина, Ли. – Слуга, подобострастно кивая головой, заулыбался. Доволен, что спросили имя. Большинство присутствующих имя тени, снующей между ними, интересовало мало.
Шал протянул ему два патрона.
– Там моему другу плохо стало. Похоронишь его как-нибудь. Подальше отсюда и без особого шума.
Китаец сокрушенно покачал головой.
– Какой несясный день. Какой несясный день.
– Так бывает, если переборщить с опиумом.
– Похолоню. Похолоню, – слуга поклонился.
Покинув чайхану, Шал наконец-то вздохнул полной грудью.
– Неправ китаец. Сегодня неплохой день, хоть и жарко.
Глава первая. Без пощады
Июнь 2033 года
пос. Талас
Окрестности Тараза
Шымкентский Каганат
Солнце жгло нещадно. Полуденный зной, горячий и плотный, как войлок из овечьей шерсти, наваливался на город, вынуждая найти тень и переждать жару.
Асфальт прогибался под каблуками и пружинил словно пластилин, обжигая ноги даже сквозь истертую подошву. Старая кирза вместе с портянками давно превратилась в духовку и заставляла шагать бойчее, не обращая внимания на панораму жилых и полуразрушенных домов. Если идти быстро, не так сильно хотелось выпрыгнуть из обуви. Ну прямо мифические сапоги-скороходы, мать их кирзовую. Конечно, если сравнивать постоянные неудобства от зимних морозов, жаловаться на временно установившуюся высокую температуру не стоит. Как говорил старый знакомый – припаренных меньше, чем обмороженных, и, в отличие от зимы, это не всегда смертельно.
На мосту стало полегче, от реки несло хоть какой-то прохладой. Талас, беря начало в горах и лениво катя воды на север, чтобы раствориться в песках ближайшей пустыни, прогреваться не успевал. Росло искушение скинуть одежду, погрузиться в холодный мутноватый поток и смыть град пота, который уже успел залить глаза и теперь обильно струился по телу. Но Шал не стал поддаваться соблазну, слишком агрессивно оказались настроены слепни в зарослях ивняка по берегам. После их укусов в ранах заводились паразиты и поедали плоть жертвы, а избавиться от них можно было только хирургическим путем, что в условиях дефицита людей, не понаслышке знакомых с медициной, казалось невыполнимым.
Отпустив поводья, разрешил коню напиться и, отгоняя от него насекомых сорванной веткой, сам ступил по щиколотку в воду, позволяя мелким волнам омыть сапоги. Влага, проникая сквозь прохудившиеся швы, приносила облегчение. Намочил в реке выбеленную солнцем панаму-афганку, слегка отжал ее и снова водрузил на затылок, после чего ощутил себя способным продолжать путь. К тому же, если верить ориентирам, указанным жителями на окраине города, осталось немного.
Упиваясь свежестью струек воды с панамы, Шал снял с пояса «змейку». Проверить, не слежался ли внутри длинного кожаного мешочка песок, хорошо ли пересыпается, смещаясь в один конец и образуя гибкую дубинку. Вроде нормально, как обычно. Снова привязав ее на пояс, испробовал, насколько быстро распускается узел. Кожаная тесьма развязывалась отлично, без затягов и закусываний. Хлебнув теплой воды из фляги и ополоснув рот жидкостью с привкусом алюминия, с отвращением ее выплюнул.
– Са́быр! Сюда иди! – Лоснящийся от пота гнедой послушно вышел из реки, фыркнул и, словно благодаря за предоставленную передышку, кивнул головой.
Сразу за рекой начинался пустой поселок. Люди уходили отсюда постепенно – кто в ближайший Тараз, кто в Туркестан или Каратау, но в основной массе стремились в Шымкент. В города, где осталось жалкое подобие цивилизации. И хотя формально по региону удары не наносились, голод и эпидемии проредили население еще в самые первые годы после того Удара, который выжившие называли Великой Скорбью.