Поселения Хазарского каганата в донских степях были сожжены, разграблены и оставлены населением. Буквально через несколько лет степи превратились вновь в дикие пастбища. Венгров же просто вытеснили с их земель, захватив их стойбища и уничтожив жен и детей[40]. В результате вся европейская тысячекилометровая степь оказалась в конце IX — начале X в. в руках печенегов. Известно, что не прошло и полстолетия, как захваченные земли были разделены между отдельными печенежскими подразделениями, о которых подробно в середине X в. писал Константин Багрянородный, однако в период захвата степи никакой упорядоченности между владениями не было — все передвигались по степи круглый год, захватывая все, что попадалось на пути. Судя по тому, что у печенегов в XI и в XII вв. были очень сильны пережитки военной демократии (сходки, совет старейшин) [41], в начале X в. общество тем более было подчинено порядкам военной демократии. В середине Х в. у печенегов была строго выдерживающаяся родо-племен-ная структура: восемь округов, в каждый входило пять родов (по терминологии Константина Багрянородного). Во главе каждого округа стоял князь, во главе родов — меньшие князья[42]. Очевидно, это была уже настоящая родовая аристократия, однако сведения о ней дошли до нас опять-таки от Константина Багрянородного, а это уже более поздняя эпоха, которую можно связывать с началом второй стадии кочевания. Во времена нашествия эти князья были еще обычными вождями — военачальниками.
Могильников печенегов начала X в. в европейских степях, естественно, нет, что подтверждает факт господства таборной стадии кочевания в то время. Погребения, которые можно считать печенежскими, единичны в степях, большинство их «впускные». Интересно, что обычай сооружать впускные погребения так и сохранялся у печенегов даже после потери ими политического господства в степях, после принятия ими полуоседлости.
Погребения печенегов всегда только мужские, с захороненным рядом чучелом коня и остатками оружия и сбруи — чаще всего остатками тяжелых луков с массивными костяными накладками.
Единство и устойчивость этого обряда говорит, видимо, о сложении этнолингвистической печенежской группировки сразу же после прихода их в донские и приднепровские степи.
В заволжских степях этот обряд не выявляется; надо полагать, что печенежская общность там так и не сформировалась.
Не подлежит сомнению, что через стадию таборного кочевания прошли все кочевые народы евразийских степей. О гуннах и печенегах сохранилось наибольшее количество письменных свидетельств, позволяющих восстановить общественное устройство и бытовые особенности этих группировок периода первой (начальной) стадии существования кочевого объединения.
Другие народы известны нам только по отдельным свидетельствам, которые позволяют судить о том или ином признаке, характеризующем первую стадию. Поэтому далеко не всегда мы с полной уверенностью можем говорить на какой стадии экономического развития находилось упомянутое в источнике кочевое сообщество. Естественно, что обычно особенной скудостью отличаются источники, касающиеся кочевников первой стадии, по скольку археологически они улавливаются трудно, а в письменных сочинениях описание их дается бегло и нередко искаженно, так как двигающаяся и уничтожающая все лавина внушала ужас и ненависть, но отнюдь не этнографический интерес у современников событий — авторов сочинений.
Логически можно допустить, что кочевники, не оставившие на земле никаких памятников, кроме отдельных разбросанных погребений, находились на первой стадии кочевания. Имена племен, орд, объединений, или, как часто называли их древние авторы,— «народов», памятников которых мы практически не знаем, известны в огромном количестве. Тем не менее, видимо, не о всех этих «народах» можно говорить, что они находились на стадии таборного кочевания. Невозможность основывать свои выводы только на археологических данных усугубляется тем обстоятельством, что не все степные области Европы и Азии исследованы археологами равномерно и полно, а значит отсутствие памятников нередко объясняется просто слабой исследованностью того или иного района. Поэтому этот признак играет роль и бывает значимым только в случаях достаточно тщательной археологической изученности территории, на которой упоминается интересующая нас кочевническая группировка.
Так, мы знаем, что после нашествия гуннов в восточноевропейских степях остались кочевать многочисленные племена, которые постоянно упоминаются в византийских и переднеазиатских источниках V—VII вв. Это акациры, барсилы, сарагуры, уроги, савиры, авары, утигуры, оно-гуры, кутригуры, болгары, хазары и многие другие [43].
Несмотря на то что этот участок степи изучен археологами достаточно хорошо, здесь не известно ни одного более или менее выразительного (стационарного) памятника V—VII вв., который можно было бы связать с одним из перечисленных народов. Следовательно, все эти народы находились в те века на первой стадии кочевания. Продукты земледельческого и ремесленного труда они получали от соседей мирным, а чаще военным путем, поскольку постоянно находились в состоянии войны-нашествия. Известно, что в середине VII в. кочующие по европейским степям авары захватили земли славянского племени дулебов [44]. Там они не только просто «примучивали» дулебов, о чем писал через триста с лишним лет русский летописец, но и использовали их на земледельческих работах. Беспощадная эксплуатация завоевателей образно изображена в летописном рассказе:
Этот почти символический образ жестокости свидетель-ствует во всяком случае о том, что славяне вынуждены были выполнять все тяжелые работы для завоевателей. Думается, что именно подобный насильственный симбиоз кочевников и земледельцев способствовал быстрейшему превращению аварского племенного союза в Аварский каганат — образование государственного типа.
То же можно сказать и о древних болгарах, вторгшихся после уничтожения хазарами приазовского государственного объединения — Великой Болгарии — в степи нижнего Дуная. Вторжение произошло в середине VII в. и было возглавлено ханом (вождем) Аспарухом[46]. Около 100 лет кочевали в Подуиавье древние болгары, не оставляя в земле никаких следов, которые могли бы быть замечены и исследованы археологами[47]. Однако и там начался симбиоз кочевников-болгар с земледельцами-славянами, пришедшими на эти земли в конце VI в. Слияние этих двух компонентов проходило, судя по скудным дошедшим до нас сведениям, без диких насилий, сравнительно спокойно для того жестокого времени. Славяне даже вливались в боевые дружины Аспаруха, участвовали в охране границ занятой болгарами территории[48],
40
Артамонов М. И. История хазар, с. 349—350; Константин Багрянородный. Об управлении государством, с. 15.
41
Памятники истории Киевского государства IX—XII вв. Л., 1936, с. 76; Анна Комнина. Алексиада, перевод и комментарий Я. Н. Любарского. М., 1965, с. 224.
42
Рыбаков Б. А. Уличи.— КСИИМК, 1950, вып. 35, с. 8—10; Плетнева С. А. Печенеги, тюрки и половцы в южнорусских степях.— МИА, 1958, № 62, с. 193.
46
Златарски В. История на Българската държава през средните векове. София, 1970, с. 13 и сл; Артамонов М. И. История хазар, с. 157—170; Чичуров И. С. Экскурс Феофана о протоболга-рах.— Древнейшие государства на территории СССР. М., 1976.
47
Бакланов С. Формиране на старо-българската култура VI— IX вв. София, 1977, с. 62; Въжарова Живка П. Славяни и пра-българи (по данни на некрополите от VI—XI в. на територията на България). София, 1976, с. 434—435.